По дороге Маша с кем-то целовалась, обнималась, что-то восторженно кричала, хохотала во все горло собственным шуткам, но чем дальше, тем плотнее вокруг нее сгущалась опасная пелена беспамятства. Она то и дело растерянно оглядывалась, как будто пытаясь припомнить, где она и что делает, потом задорно встряхивала головой и снова смеялась неизвестно над чем.
Компания устроилась на берегу перед коттеджем. Разожгли костер, парни притащили купленного у местных рыбаков осетра и принялись делать шашлык. Маша пристально всматривалась в багровые, освещенные зловещими отблесками костра лица и почему-то не могла найти Стива. Зачем он ей был нужен, она сама не знала.
«Где-то запропастился», — отвлеченно подумала она и вновь включилась в общее веселье.
Близился рассвет, и становилось свежо. Песок за ночь остыл, и в короткой юбочке и открытой майке Маше было холодно. Она решила сходить в дом за чем-нибудь теплым.
Двигаясь как плохо сработанный манекен, она поднялась и, ощупью пробираясь через кусты, вошла на веранду. Из комнаты доносилось странное пыхтение и возня.
Вспыхнувший свет лампы осветил знакомую кровать со взбитым комом белья, ставшим серым за десять дней пребывания здесь, голую задницу Стива на кровати, двигавшуюся волнообразно, поднимаясь и опадая, чьи-то светлые волосы, разметавшиеся по подушке, и чьи-то загорелые ноги, обхватившие волосатые ноги Стива.
— Извините, я только кофту возьму, — произнесла она чужим безучастным голосом, схватила первую попавшуюся тряпку и вышла из комнаты, аккуратно выключив за собой свет.
Стив не обратил на нее ровным счетом никакого внимания.
Когда Маша шла к берегу, туда, где сонно мерцал слипшимся глазом догоравший на рассвете костер, ее схватили сзади чьи-то сильные руки и повалили на песок.
Потом она почувствовала внезапный холод — с треском разорванная одежда уже не защищала от ночной свежести. Потом чьи-то незнакомые руки развели в стороны ее колени и цепко держали, не давая сомкнуться. Еще чьи-то ухватистые пальцы держали ее запястья, выкручивая их до хруста в суставах, чтобы она не вырывалась.
Сколько их было, она не помнила… От той ночи у нее осталось только одно, почти обморочное воспоминание: на пороге дома, застегивая брюки, стоял Стив и удовлетворенно улыбался, глядя на Машу, распластанную на земле.
Глава 16
Неожиданно Стасика выпустили. Это случилось через день. Узник прибыл в родные пенаты с трехдневной щетиной на лице, зверски голодный и изрядно похудевший. Настроение у него было не ахти, он напоминал щенка, которому отдавили лапу и отправили отлеживаться в корзинку.
— Стасик! Я так тебя ждала! — неожиданно вырвалось у меня. — Ты как?
— Хреново! — мрачно резюмировал тот и рухнул в кресло. — Хуже некуда, — немного подумав, добавил он, а затем сообщил: — Мне кранты!
— Что такое? — Моя участливость была прямо пропорциональна любопытству. Я кивнула на кровоподтек на скуле: — Тебя били?
— А, — махнул рукой Стасик, — ударился об косяк… Слегка. Если бы не мой отец, все могло быть гораздо хуже… Отвезли бы в Москву, а там… Там для них авторитетов нет.
— А ты правда знал ту девушку?
— Знал не знал… Какая им разница! Ну, подвозил ее один раз. — Он устало прикрыл веки ладонью и принялся массировать глаза. — Я бы еще раньше выкрутился, да приперлась в ментовку какая-то старуха, которая видела, как та девка садилась в мою машину, и начала заливать…
— Что за баба?
— Без понятия… Говорит, что видела, как эту Катю в машину затаскивали какие-то парни. Машину описала, номер назвала, все как положено. И все с моими данными сходится! Ну, тут, понятное дело, менты сразу организовали опознание, то да се… Та сразу показала на меня, говорит: вот этот ее и затаскивал!
— Ну а ты?
— А что я? — Стасик тяжело вздохнул. — Естественно, говорю, мол, я не я и лошадь не моя… Их двое, говорит, было, я видела. А я говорю, как ты, старая дура, могла чего-то видеть, если у моей машины стекла тонированные, и притом тогда было темно. А те говорят, раз знаешь, что тогда было темно, значит, ты там на самом деле был. Проговорился, говорят, каюк тебе. Ну и стали потом меня гонять! Справа налево и наоборот… А она говорит, мол, видела, как насиловали. Что, говорю, ты бредишь, тетка? Да, говорит, она не хотела в вашу машину садиться, а вы ее заставили!
— А с тобой еще кто-то был тогда?
Стасик странно на меня посмотрел, но все же ответил:
— Да так, кореш один. Приятель мой… Ну, ты же понимаешь, я своих друзей не закладываю, да и ни при чем он совершенно… И не фига ему по ментовкам шляться, оправдываться перед мусорами…
— Значит, ты его не заложил?
— Не-а. Не на того напали!
— Как это благородно с твоей стороны! Никогда бы не подумала, что ты из тех, кто готов положить жизнь «за други своя».
— Ничего я не готов! — возмутился Стасик. — Просто он… Ну, одним словом… Короче, так надо.
— Предельно ясно. — Я кивнула. — Так почему же тебя все же отпустили?
— Потому что, кроме визитки, у них улик никаких… Алиби у меня опять-таки. Ну, папа настоял, чтобы Наталья Ивановна заявила, что я в тот вечер из дому вообще не выходил. Ну, ей конечно же заплатили… Менты взяли с меня подписку о невыезде и сказали: гуляй пока.
— А на самом деле где же ты был в тот вечер?
— Да так, в одном месте. — Стасик старательно отводил от меня глаза. — У одного знакомого… то есть знакомой… Нет, у одного приятеля. Впрочем, это никого не касается!
— Я ведь только так, из любопытства…
Стасик, вставая, произнес:
— Ладно, побазарили, и хватит… Пойду я… Надо, наконец, отмыться от этого мерзкого ментовского духа.
— Погоди! — Я достала из книжки заветную фотографию. — Я тут один интересный снимок нашла… Может, объяснишь мне кое-что?
— Что еще? — поморщился мой собеседник.
И я вновь поразилась перемене, произошедшей в нем. Шутка ли, на протяжении всего разговора он ни разу даже не попытался обнять меня! Его было трудно узнать.
Я протянула фотографию Стасику:
— Что это за люди?
— Эти? — Стасик бухнулся на диван, пружины жалобно запищали.
От его одежды действительно пахло не то дохлыми мышами, не то гнилым сеном — провинциальная кутузка явно не могла похвастаться дезодорантами. По привычке я слегка отодвинулась на пионерское расстояние — сказывался выработанный за последние дни стереотип поведения. Но кажется, меры предосторожности были чрезмерны, на мою близость он никак не реагировал.
— Это Машкины друзья, — произнес он и равнодушно отложил фотографию. — Наташка, Толя, Макс… Да я почти никого и не знаю. Ты лучше сама у нее спроси!
