— Неизвестно. Пока неизвестно. Зато я раздобыла новые улики против преступника! Завтра я их обнародую. Уж после этого его точно схватят! Точнее, ее…
— Рада за вас! — произнесла она бесцветным голосом. — Но Машу уже не вернешь…
— Зато можно спасти еще нескольких человек!
Домработница не ответила, занявшись посудой. Я заметила, ее сильные руки слегка дрожали.
По мере того как тени деревьев удлинялись и багрово-красное солнце опускалось за синеватую дымку над черным лесом, мой оптимизм постепенно терял свой высокий градус. Вместо него меня затопило жутковатое чувство неуверенности. До начала часа «икс» оставалось не более получаса, а меня пробирала чувствительная дрожь. Я еще никогда в своей жизни так не нервничала, даже на экзаменах!
Чтобы успокоиться, я то и дело подходила к окну, в густом сумраке пытаясь различить светлую машину, сливавшуюся с засыпанным снегом забором. Не могу сказать, что мне от этого становилось легче, но все же… Дверь комнаты была закрыта на замок. В целом доме я была одна — домработница, выполнив свою работу, ушла. Но спасет ли меня замок, даже самый крепкий, если кто-нибудь твердо решился отправить меня к праотцам?
Наступил час «икс». Я оделась, замотала горло шарфом, сунула в карман кухонный нож и спустилась вниз. В доме было тихо, только поскрипывал рассохшийся паркет да еле заметно колыхались занавески на окнах.
К вечеру мороз на улице усилился. Стеффи лениво выползла из будки и ткнулась носом в мою перчатку.
— Хорошая собачка! — произнесла я. — Не забудь залаять, если что!
Мне показалось, что она согласно кивнула.
Затворив за собой калитку, я вышла на улицу. Разворот туловища налево (голова не поворачивалась!) — никого. Направо — тоже пусто. Белая «семерка» стоит в переулке как неживая. «А вдруг Мишка заснул, — испугалась я. — Замерз и заснул!» Однако из соображений конспирации проверить степень его боеготовности я не могла.
Напевая «Вышли мы на дело, я и Рабинович», чтобы успокоить нервы, я двинулась в путь. Параллельно улице над темными домами бежала луна. Кровь африканским там-тамом билась в висках.
«А вдруг Мишка не успеет?» — думала я, двигаясь по направлению к отделению милиции. В этом случае оставалась последняя надежда — на мой громкий голос. Слабо утешала мысль, что в школе у меня была пятерка по пению.
Пройдя квартала два, я прищурилась — навстречу двигалась темная фигура.
Я остановилась. Потом сделала шаг назад. Потом снова шагнула вперед и замерла.
Фигура медленно приближалась. Я стояла как вкопанная, не зная, что делать. Внутри зрело желание развернуться и убежать куда глаза глядят. Но усилием воли я подавила это желание.
— Таня, это вы? — послышался дребезжащий голос.
— Я! — Страх мгновенно ушел, и осталось разочарование.
— А я уж испугалась. — Небольшие черные глаза настороженно блеснули из-под большого оренбургского платка.
— Вам-то чего бояться, — обронила я.
— Ну как чего, времена-то ныне неспокойные! А вы куда идете?
— В милицию, конечно! Ну ладно, я пойду, меня там ждут.
— Постойте! Давайте пойдем вместе, не так страшно…
— Нет, я лучше одна! — И я ускорила шаг.
— Подождите, Таня… Так что же вы все-таки узнали? Это же так интересно!
— Все, что я узнала, при мне. — Я выразительно похлопала себя по карману куртки (там было пусто). — А вам я ничего не скажу! Тайна следствия! До свидания!
— До свидания, — послышался за спиной сдавленный голос.
Я отвернулась и пошла по направлению к отделению милиции, уютно светившемуся окнами. В голове пульсировала только одна тревожная мысль: эта пожилая сплетница, наверное, спугнула настоящего убийцу, и теперь весь мой план летит в тартарары.
Скрип снега, встревоженный лай дворовых собак вдалеке… Я была уже так близко, что видела следы на заснеженном крыльце… И вдруг что-то узкое захлестнуло мою шею. Сильный рывок задрал вверх подбородок. Удавка сдавила жесткие стенки гипсовой лангетки, и стало больно. Я еще не осознала, что произошло, но из горла уже вырвался сдавленный хрип.
Удавка не отпускала, тянула назад, мешала дышать… Я попыталась извернуться, чтобы схватить убийцу за руки, но вместо этого поскользнулась на накатанной дорожке и грохнулась оземь. Падая, боковым углом зрения я увидела: за моей спиной возвышается огромная черная фигура и в ее руках подстреленной птицей бьется чье-то легкое тело.
— Мишка! Держи его! — закричала я, глотнув кислорода. — Хватай!
Из отделения выскочили люди, на ходу расстегивая кобуры.
Я сидела на снегу и, потирая гипсовую шею, счастливо улыбалась.
Все-таки мы поймали его. То есть, конечно, ее!
— Не понимаю, как она решилась на такое? — сказала я, когда подписывала протокол собственного допроса в милиции. — Такая приличная женщина с виду… Зачем ей надо было это делать?
— Ну, зачем ей надо было на вас нападать, это ясно, — сказал следователь, принимая от меня исписанные листы. — Вы же носились по всему городу и кричали, что у вас есть бесценные сведения, которые помогут изобличить преступника. Вот она и испугалась. Решила совместить приятное с полезным. Устранить вас как опасного свидетеля, который много знает, и выполнить свое дело.
— А зачем? — все еще недоумевала я. — Зачем? Целых три жертвы? Она сказала?
— Сказала… Сказала, что захотела испытать то, что испытывал ее сын. И отомстить за него всему женскому роду. Для этого выбирала особ, которые, как ей казалось, вели недостаточно целомудренный образ жизни.
— А кто ее сын?
— Небезызвестный Шнурок. Знаменитый «душитель» девяностых годов, признан невменяемым. Сейчас лечится в спецучреждении.
— А она сама, того… нормальная?
— Вопрос вне моей компетенции. Это выяснит психиатрическая экспертиза.
— Может быть, все же ее целью было ограбление? Трудно все-таки поверить в такое. Вещи потерпевших пропадали же!
— Брала она их просто так, по инерции, а когда началась эта шумиха с поисками преступника, быстро избавилась от них. Выбросила в полынью на реке. Проверить невозможно! Жертв присматривала загодя, рассчитывала все до мелочей, чтобы преступление приписали кому-нибудь другому. Поэтому-то исправно давала показания на Чипанова-младшего, обвиняя его то в одном, то в другом. Придумала, например, что он силой затащил девушку в машину. Уже потом мы отыскали свидетелей, которые опровергли ее показания…
— Чему я рада, так это тому, что Стас оказался совершенно ни при чем. Надеюсь, когда он узнает, что настоящий преступник схвачен, то объявится…
— Вряд ли, — отрицательно качнул головой следователь. — Он, кажется, надолго сел…
