Вставать не хочется. Хочется еще глубже залезть под одеяло и смежить липкие от приторной утренней дремы веки. На улице зябко, а под периной, толстой и душной, тепло, как в печке. В хате пахнет неизвестными травами, хлебом, запахом ушедшей ночи, а в двери уже входит, шаркая босыми ногами, баба Маня.
Тихо, чтобы не разбудить спящих, она ставит на стол крынку парного молока и уходит на цыпочках. С легким стуком открывается окно, чтобы впустить в комнату бодрящий утренний дух, отчего звуки просыпающегося мира делаются отчетливее и звонче.
Лениво потягиваясь, Нина выпрастывает руки из-под одеяла, привычно откидывает спутанную косу на спину, подходит к окну. Прохлада осторожно обнимает полные, пышущие сонным жаром плечи… А на подоконнике пламенеет букет из маков и васильков, неумело перевязанный сухой травинкой. Шевелятся кусты неподалеку. Нина улыбается: это Юрка, кто же еще!
Пока Кутькова спит, Нина бережно развязывает букет. Там записка:
«Доброе утро!» Она комкает листок, улыбается и ставит цветы в граненый стакан с толстым дном. И чувствует себя отчего-то счастливой…
Днем — работа, интересная, живая. Вечером — поездка к морю вместе с компанией, горланящей веселые песни, купание в волнах, теплых и мутных от взбаламученного ногами донного песка. А потом лежание на берегу, грубоватый, но такой соблазнительный запах шашлыка, смех, бряканье стаканов с самогонкой и домашним виноградным вином мутного цвета. И — восхищенный взгляд Юры, его долговязая преданная фигура.
Ночью языки костра лижут фиолетовое, опрокинутое над морем небо, фосфоресцирующая вода светится у берега зеленоватым светом. Они сидят на песке, тесно обнявшись. Мягкие губы Юры бестолково тычутся в шею где-то около уха, от этих неумелых прикосновений щекотно и смешно, и тогда Нина сама закидывает руки на плечи и целует его, улыбаясь от этого поцелуя.
А из моря доносится:
— Нина-а! Юрка-а! Идите купаться-а! Вода теплая-я!
— Мы не хотим! — отвечает Нина за них обоих и вновь подставляет свои теплые, солоноватые губы.
На следующий день с утра лупит прохладный несмолкаемый дождь. Съемки отменены, и влюбленные прячутся на сеновале, зарывшись по горло в душистое сено, целуются под шорох дождя по камышовой крыше. А кот Васька, забравшийся на стропила в надежде добраться до ласточкиного гнезда, смотрит на них сверху удивленными зеленовато-рыжими глазами…
Вскоре, осовелая от безрезультатных объятий, истомленная сдерживаемым желанием, Нина слабо шепчет, слабо отталкивая курчавую голову Юры:
— Юр, не надо, а… Нельзя же… Мы же еще не женаты…
— Поженимся, — шепчет Юра севшим голосом. Его дыхание опаляет кожу, вызывая чувство томительного бессилия…
А потом он лежит рядом с ней счастливый и опустошенный, а она, уткнувшись лицом в душное колючее сено, тихо всхлипывает. Он осторожно проводит ладонью по вздрагивающей спине и жалостливо шепчет:
— Ну что ты… Ну не надо… Мы же поженимся…
— Да-а, тебе хорошо, — всхлипывает Нина. — Ты мужик, тебе-то что, как с гуся вода. А про меня знаешь, что скажут?
— Не скажут, мы поженимся, — твердит Юра как заклинание.
А дождь усыпляюще барабанит по крыше, и кот Васька понимающе щурит глаза, обещая никому ничего не рассказывать…
Вскоре скрывать возникшую близость стало невозможно.
Заметив их роман, Кутькова еще больше посерела, сгорбилась, поникла.
Непонятно было, то ли она боялась потерять подругу, то ли сама имела виды на симпатичного Юрку. Она по-прежнему ходила за Ниной как тень, носила ей кофту прохладными вечерами, ждала, когда та вернется с ночного свидания.
За время съемок в дружной компании киношников, как на подбор молодых и жадных до жизни, образовалось несколько таких же временных пар, коротавших вместе теплые ночи. Но если у остальных все было как-то несерьезно, временно, то у Юры с Ниной было как раз наоборот.
Они решили пожениться осенью, когда будут получены деньги за съемки, — будет на что свадебку сыграть.
— Сначала съездим к моим, в Ленинград, а потом уж к твоим, в Киев, — распорядилась Нина. Она сразу же взялась играть первую скрипку в зарождавшейся семье, а Юра с радостью уступил ей эту роль.
Перед молодыми сразу же встал вопрос, где жить. Нина только-только закончила третий курс в Москве, а Юра учился в Киеве.
— Сам понимаешь, в столице возможностей больше, пробиться легче, — объясняла жениху Нина.
— А где мы будем жить? — спросил Юра. Нина вздохнула. Надежды на то, что молодоженам выделят комнату, были нулевые. Значит, нужно было снимать жилье, а это — деньги. Денег было не так много, а ведь предстояла свадьба, большие расходы…
— В Киеве можно жить у моей тетки, — заметил Юра. — Она с радостью нас примет. И Нина согласилась.
Жених дочери пришелся по душе Нининой маме. Только что это за профессия для мужчины — артист! Но зато не пьет, на собственной свадьбе рюмку вина целый вечер мусолил, аж перед гостями было стыдно. А уж как Нинку-то любит! Души не чает, опекает, точно фарфоровую статуэтку.
Матери Нины в жизни не досталось даже малого кусочка из того, что называется женским счастьем. Она по-хорошему позавидовала дочери и даже всплакнула на плече будущего зятя. Отец Нины погиб в войну, семья жила бедно, впятером в одной комнате, сумрачной и узкой, как гроб. Мать работала сначала уборщицей в конторе заготснаба, потом судомойкой в министерской столовой, ей некогда было устраивать личную жизнь.
На собственной свадьбе Нина казалась уверенной в своем будущем обязательном счастье. Она заливисто хохотала, привычным широким жестом откидывая на спину толстую косу, с удовольствием танцевала, от души вбивая каблуки в дощатый пол, и тщетно пыталась заглушить в душе тайный страх перед будущим.
Едва гости разошлись и молодых оставили наедине, она обхватила мужа руками и, краснея под тонким покровом пудры, прошептала, взволнованно морща пухлые губы:
— Ты знаешь, я хотела тебе сказать… — Раковину уха защекотало горячее дыхание. — У нас скоро будет… Угадай что!
Юра ожидающе округлил глаза. Нина умело, по-актерски тянула время — он должен сам догадаться, должен! Он должен без подсказки, с полуслова понять, что она хочет сообщить ему, ведь с сегодняшнего он не чужой человек, которому нужно все объяснять, — он ее муж!
— Ну, догадайся сам! — капризно протянула она. Какой же он невнимательный к ней. А еще муж называется… Ничего не замечает!
— Говори, не томи.
Она сказала… Бросила ему в лицо то, что так мучило ее в последнее время. Реакция Юры была неожиданной. Нина удивленно увидела блестевшие в его глазах тихие слезы.
— Ты что, дурачок! — растерянно пробормотала она. —Ты что?..
Она тормошила его, а он только стыдливо отворачивался, пряча лицо. А потом неохотно выдавил:
