— Учтите, Слава, скорее всего, он так просто не сдастся, — предупредил голос с хрипотцой по телефону. — Будет за вами следить, звонить, преследовать. Этот человек не привык получать от ворот поворот. Запретный плод сладок. Будьте готовы!
И действительно, Парнов проявил настойчивость, редкую у папаш, внезапно ставших отцами. Он звонил Славе домой, предлагал встретиться, по-приятельски болтал с его женой Людмилой, докучая ей своим вниманием. Он подходил к ней во время прогулки во дворе, сюсюкал с ребенком, недоуменно таращившим на него свои мутно-синие младенческие глаза, короче, постепенно надоел всему молодому семейству хуже горькой редьки.
— Пойми, Славка, мучается же, — сердобольно говорила Мила. — Прямо места себе не находит…
— Раньше надо было мучиться, — раздраженно замечал Слава, утомленный ночным дежурством возле дочери и обилием пеленок с желто-зелеными пятнами в ванной. — Два десятка лет просвистел по свету, а теперь мучается…
— Смотри, отец все же твой…
— Да какой он отец! — взвился Слава как укушенный. — Да я его в первый раз вижу!
— И он тебя в первый… Но все-таки, если это твой отец и он тебя отыскал, что же в этом плохого, — удивлялась Мила. — Он мог бы помочь нам… Ты видел, какая у него машина? Наверное, он очень обеспечен… Он мог бы предложить тебе хорошую работу…
— А если бы он был гол, как церковная крыса? — запальчиво спрашивал Слава. — Если бы он был бомж и пришел бы к нам жить, а? Что бы ты тогда сказала?
— Это не аргумент, — парировала Людмила. — Он же не бомж. И не церковная крыса. Правда, мне он кажется слишком сладким, кажется, скоро совсем изойдет на патоку, но в общем-то вполне приличный человек.
— Да не отец он мне! — взмолился Слава. — Говорю тебе, не отец! Может быть, конечно, он отец, но не мой. Или мой, но не отец… Короче, отстань от меня со своим отцом, чего ты ко мне пристала!
— Это я-то к тебе пристала! — в свою очередь заводилась Мила. — Это твой отец ко мне пристал!
— А ты прекрати с ним болтать на улице!
— А зачем он подходит ко мне и спрашивает! Не могу же я молчать! Это невежливо!
— Молчи! Пусть это невежливо! Скажи ему, что ты занята, и уходи!
Подобные семейные перебранки заканчивались всегда одинаково — примирением. Спустя несколько часов, когда повод ссоры, казалось, был окончательно погребен под ворохом ежедневных забот, Мила, вспомнив фигуру в представительном светлом костюме, выходящую из темной машины, глянцево блестевшей на солнце пухлыми боками, роняла как бы невзначай:
— Ты бы у мамы своей спросил…
— О чем?
— Ну, насчет отца…
— Я и так все знаю. Он был летчик, летал на истребителях, погиб во время тренировочного полета.
— Ты знаешь, — скептически замечала Людмила. — В нашем классе были шестеро детей без отцов, и почему-то все они говорили, что у них отцы — летчики, летавшие на истребителях. Тебе не кажется, что это чудовищно высокий процент для отдельно взятого класса?
Через пару дней Слава нашел способ, как отвадить свою жену от общения с новоявленным родственником.
— Он псих, — заявил он, вернувшись после работы.
— Кто псих?
— Ну, этот… Который пристает к тебе. Я узнал, он сдвинулся по фазе на этой почве. Тихий, безобидный сумасшедший…
— И у психа такая машина с шофером? — не поверила Людмила.
— Ну и что? В остальном-то он нормальный! Недавно, говорят, даже лечился в психоневрологическом диспансере. Как увидит какого парня, на себя похожего, так кидается к нему с распростертыми объятиями и кричит: я, мол, твой папа родный, бедняга…
— Ну да… — не поверила жена.
— Да точно тебе говорю. Его вся округа знает. Спроси у кого хочешь! И мать тоже говорит, что мой настоящий отец абсолютно на него не похож. Карточка от него осталась, можешь сама посмотреть, когда на выходные к ней поедем. Короче, будет приставать — гони его в шею!
— Еще укусит, — испуганно сказала Мила и перешла на сторону супруга.
— Как насчет кандидатуры Стеценко? — сказал Вешнев. — По-моему, он нам подходит.
— В последнее время он кажется мне опасным, — с сомнением произнес голос с хрипотцой. — Он решителен и неуравновешен. Боюсь, как бы он не вышел за рамки.
— Какие же в этом деле рамки… Зато он профессионально пользуется оружием и в случае чего сможет защитить остальных, — настаивал Костя.
— Если, конечно, захочет защитить. — В голосе директрисы звучало сомнение. — Сначала нужно с ним встретиться, поговорить. Он очень самостоятелен, своенравен. Может отказаться.
— Я попробую лично провентилировать этот вопрос.
— Да, Костя, возьми это на себя…
Вешнев вписал золотой ручкой фамилию Стеценко в ежедневник.
— Кого возьмем из женщин? — осведомился негромкий голос.
— Женщин?! Да вы что, Раиса Александровна! Побойтесь Бога! — чуть не вскричал Костя. — Они-то там зачем?
— Во-первых, в Бога я не верю, — сердито каркнул голос. — А во-вторых, без женского пола мужчины превращаются в зверей.
— Не этого ли мы хотим в данном случае?
— Нет, не этого. Иначе мужчины перестреляют друг друга. Нет, женщина нужна обязательно. Или женщины.
— Из молодых хорошо бы подошла ваша любимица, Дубровинская, — предложил Вешнев.
Темные глаза с сомнением уставились на стену, по которой разбежались яркие пятна кислотных цветов — живописный «шедевр» дочки миллиардера еще не успели снять со стены после прошлого ее посещения.
— Да, пожалуй, Дубровинская подойдет… Пожалуй, это будет ей даже полезно… Еще кто из дам?
— Может быть, Марушкина?
— Да вы что, эта истеричка? Она завизжит, как только увидит червяка на рыболовном крючке!
— Она не истеричка. И к тому же находится в отличной форме — ты видел ее вчерашнее интервью по телевидению?
— Значит, Марушкина, — со вздохом черкнул Вешнев на листе бумаги. — Итого трое. Еще кто?
— Ну конечно, Губкин! Ему это развлечение понравится. Пусть мальчик порезвится.
— Хорошо, Губкин. — Костя поставил номер четыре напротив фамилии певца. — Да, надеюсь, в Иностранном легионе его научили держать оружие в руках…
— Нам не это важно. — Желтые пальцы принялись набивать трубку. — Нам важно, чтобы не было огласки.
— С Губкиным огласки не будет. Он предпочитает помалкивать о своих одесских приключениях и о том пенсионере в банке. Я не стал его разочаровывать. Боюсь, он думает, что только пролитая кровь, а не пролитый томатный сок делает мужчину мужчиной.
— А как ты смотришь на кандидатуру Батырина?
