— Привет, Генри.
— Мы предлагаем исключительно высокую ставку по нашим полуторагодичным сертификатам. Такой больше нигде не найдете.
— Мне сейчас не до этого. Очень занят. Собственно, я заехал сюда по пути взглянуть кое на что в своем стальном ящике.
Генри уже поднялся, стремясь угодить, как собака, посланная принести хозяйские шлепанцы.
— Сейчас принесу. Как миссис Стаффорд?
Разумеется, главный интерес для бедняги Генри представляет Эрика. Он приезжий из Филадельфии, а она из рода Гаррисонов, Гаррисоны здесь всегда были владыками.
— Замечательно, — мягким голосом ответил Эндрю, надеясь, что это правда.
— Передайте ей привет от меня.
— Непременно.
Эндрю наблюдал, как он зашел за стойку кассира и стал возиться с механизмами, отпирающими большой сейф. Задался вопросом, что подумает Генри об этом визите — какие подозрения возникнут у него — после того, как узнает, что Эрику искали уже несколько часов, когда он с уверенностью сказал, что у нее все замечательно.
Конечно же, управляющему покажется странным, что мистер Стаффорд занимался обыденным делом, когда его жена, возможно, находилась в смертельной опасности. И несомненно, у него возникнет вопрос, что в ящике потребовало его внимания при таких зловещих обстоятельствах.
Он не замедлит сообщить о своих подозрениях начальнику полиции, и Коннор опять явится в Грейт-Холл, на сей раз не столь дружелюбным.
Эндрю все это понимал и относился к такой перспективе с пренебрежительным равнодушием. К тому времени, когда появится Коннор, Эрика либо благополучно вернется, либо будет мертва. Если вернется, то солжет ради него, он в этом не сомневался, и ложь ее будет достаточно убедительна, чтобы Коннор уехал, не имея никаких улик.
А если мертва…
Эндрю потряс головой. Он не хотел об этом думать.
Сейф с шипением открылся, управляющий банком вошел в него и через несколько секунд появился со стальным ящиком.
— Спасибо, Генри.
— Не за что, мистер Стаффорд.
В укромной кабине, закрыв на засов дверь, Эндрю отпер сейф. Внутри толстой пачкой лежали юридические документы. Запустив руки поглубже, он нащупал на дне конверт.
Конверт из плотной бумаги, пухлый, аккуратно запечатанный клейкой лентой. Эндрю разгладил его, легонько провел кончиками пальцев по краям, покачал на ладони, пробуя его незначительный вес.
Незачем давать Генри возможность догадаться, что на самом деле он что-то взял из ящика. Эндрю расстегнул куртку, сунул конверт во внутренний карман и пригладил, чтобы не особенно выпирал наружу.
Он надеялся, что конверт спрятан лучше, чем треклятый револьвер, лежавший теперь в «феррари», в ящичке для мелких вещей. Коннор, должно быть, видел его, хотя ничего не сказал. Ну что ж, Коннор многое оставил несказанным.
Он находился уже в нескольких милях от лачуги, когда сообразил, что Коннор обвел его вокруг пальца, притом так легко, что Эндрю как профессионал невольно пришел в восхищение.
Мошенничество — это просто-напросто словесная ловкость. Нужно отвлекать внимание клиента от логических неувязок, настораживающих несообразностей в рекламе товара, сфокусировать его мысленный взор на посторонних вещах.
Мысленно воспроизводя разговор с Коннором, Эндрю нашел тот миг, когда решающая подмена была сделана с такой ловкостью, с какой опытные руки шулера подсовывают крапленую карту в тасуемую колоду.
— Ну и что ты здесь делаешь? — спросил он у Коннора.
А шеф ответил:
— Могу задать тебе тот же вопрос.
Вот этот ход и поставил его в положение обороняющегося, отбил у него желание продолжать расспросы. И ответ Коннора в конце концов оказался неубедительным. Он сказал, что хотел поговорить с Робертом. С чего бы, если это было правдой?
Коннор искусно ушел от правдивого объяснения, почему появился возле лачуги, — объяснения явно необходимого. В конце концов какова была вероятность, что он приедет туда через несколько минут после Эндрю? И вообще, зачем было ему приезжать? Какая причина была у Коннора?
На ум ему пришло два ответа. Коннор мог заподозрить, что Роберт похитил Эрику. Но в таком случае не проверил бы он лачугу перед тем, как ехать в Грейт-Холл?
Смысл имела только вторая возможность.
Коннор ехал следом за ним до лачуги.
Это означало, что начальник полиции уже подозревал его. Может, уловил уклончивость Эндрю во время разговора в солнечной комнате. Или знал гораздо больше, чем опасался Эндрю.
Застегивая куртку, Эндрю подумал, в какой мере ему следует бояться.
Очень, решил он. Очень, черт побери.
Раньше он действительно очень бы испугался. Когда требовалось только выжить, когда его ничто не волновало, кроме погони за благополучием, за установлением контроля, когда он был бессовестным, как последний уличный жучок, — в те дни, не столь уж давние, он испугался бы Коннора, удрал бы немедленно, без оглядки.
Если Коннор все выведал, ему грозит тюрьма — не на один год.
Эндрю пожал плечами. Он не беспокоился. Не испытывал страха.
В его сознании вспыхнуло видение: ручейки мыльной воды, текущие по округлым грудям Эрики. Закрыв глаза, он ощутил запах шампуня от ее волос, вкус ее горячих губ.
— Эрика, — прошептал он.
Она в руках у Роберта. Возможно, Роберт уже убил ее. Или наверняка скоро убьет:
Риск предельный, но он пойдет на него. Встретит любую опасность ради спасения Эрики. Что будет дальше — не важно. Она должна остаться в живых. Все прочее не имеет значения.
Когда он запирал ящик, руки его дрожали.
Выйдя из кабины, Эндрю обнаружил предусмотрительно слонявшегося поблизости Генри. Отдал ящик ему.
— Всегда рад вам услужить, мистер Стаффорд. — Этот человек смотрел на него со щенячьим обожанием. — Надеюсь вскоре увидеться с вашей супругой.
«Я тоже», — подумал Эндрю, но сказал только:
— Она непременно заглянет. Всего доброго, Генри.
У парадной двери он остановился и надел темные очки. В окна было видно заходящее солнце, низкое, оранжевое, раздутое сияющее пятно.
До него донесся приглушенный голос Генри.
— Это мистер Стаффорд, — говорил управляющий банком с явной гордостью какому-то посетителю. — Из Грейт-Холла. Один из наших совершенно особых клиентов.
Эндрю толчком распахнул дверь и вышел на вечерний холод.
«Бедняга Генри, — подумал он с мучительно натянутой улыбкой. — Если б только ты знал, что я представляю собой на самом деле».
Марджи Магиннис, кипя от ярости, остановила свой «шевроле» на обочине тридцать шестого шоссе и быстро вышла из машины.
