— Или преступников было двое, один вел «мерседес», другой — вторую машину. А может быть, Эрика Стаффорд приехала сюда сама?
— За каким чертом?
— Не знаю. Пока ничего не ясно. Давайте не спешить с выводами.
Задняя дверца «скорой помощи» захлопнулась. Магиннис больше не могла сдерживаться.
— О чем вы думали, Бен? Отправили ее в лес без подкрепления — после того, что случилось с Шерри Уилкотт?
Шеф не отвел глаз. Магиннис решила, что в мужестве ему не откажешь. Уже хорошо.
— Того требовала обстановка, — ответил он. — Если бы Вики дождалась подкрепления…
— То сейчас не умирала бы.
— Никто не говорил, что она умирает.
Магиннис отвела взгляд первой, но лишь из нежелания, чтобы Коннор заметил в ее глазах внезапный блеск слез.
— Тут вы дали маху… шеф.
Коннор медлил с ответом, она снова обратила к нему взгляд и увидела в лице начальника смятение. Но голос его прозвучал твердо:
— Да.
Признал. Магиннис пожалела, что нет свидетелей. Она использует это признание против него. Выживет его из управления.
В глубине сознания у нее промелькнула мысль, что она будет первым кандидатом на освободившуюся должность и в повышении по службе городской совет не сможет отказать ей второй раз.
Завывая сиреной, «скорая помощь» тронулась, проблесковый маяк ярко сверкал в пепельных сумерках.
— Поеду в больницу, — сказала Магиннис, не спрашивая разрешения, просто ставя Коннора перед фактом. И стала было поворачиваться, но Коннор остановил ее:
— Я не могу вам позволить. Вы нужны здесь.
— Я нужна Вики.
— Она проведет несколько часов в операционной. Помочь ей вы не сможете. А мне нужен кто-то из полицейского управления Барроу, чтобы руководить нашими людьми.
— А вы сами? — Магиннис обнажила зубы в улыбке. — У вас это так хорошо получается.
— Мне нужно быть в другом месте.
— Приглашены на званый ужин?
Коннор ответил не сразу, и Магиннис поняла, что он борется с раздражением. В этой борьбе шеф одержал верх. Когда заговорил, лицо его ничего не выражало, голос звучал монотонно:
— Я пока что ваш начальник, лейтенант. Даже если вам это и не нравится. Вы остаетесь здесь. Это приказ. Понятно?
Не дожидаясь ответа, Коннор пошел к машине.
Магиннис не могла оставить последнее слово за ним. Все ее существо восставало против этого.
— Почему вы уехали из Нью-Йорка?
Коннор остановился и повернулся к ней.
— Что?
— Вы прослужили восемнадцать лет в нью-йоркской полиции. Никто не выходит в отставку, когда до пенсии остается всего два года.
Магиннис видела, как он медленно вдохнул и выдохнул. В сумерках сгорбившийся от холода Коннор выглядел ниже, чем всегда.
— Может быть, устал, от этого города, — ответил он. — Захотелось подышать свежим воздухом.
— Недостаточная причина.
— Да. — Коннор снова вздохнул. — Но больше ничего вы не услышите.
Он пошел дальше, Магиннис смотрела ему вслед, а вдали тоскливо, отчаянно завывала сирена.
В последний раз Эрика видела мистера Фернелла, когда он вез ее в аэропорт Ньюарка к самолету до Афин. Окончившая нью-хемпширскую школу, восемнадцатилетняя, она получила какую-то свободу, но не полную: по условиям договора о доверительной собственности у нее не было права распоряжаться своей половиной гаррисоновского состояния, пока ей не исполнится двадцать один год.
Так что в путешествие по Европе Эрика отправлялась с согласия мистера Фернелла. Исходным пунктом она выбрала Грецию, хотя мистер Фернелл рекомендовал Западную Германию. «Может, там тебя слегка приучили бы к дисциплине», — сурово сказал он.
И все-таки отпустил ее. Казалось, был рад избавиться от подопечной.
У выхода на посадку они стояли в неловком молчании. Искаженный голос по радио и суета пассажиров с чемоданами напоминали Эрике Пенсильванский вокзал и неприятную ночь, которую она провела там маленькой девочкой. Как ей было страшно, как одиноко. Но она вынесла это, потому что считала себя обязанной приехать к Роберту, приехать и спасти его, пока не поздно.
И потерпела неудачу. Все ее усилия были загублены мистером Фернеллом и отвратительными взрослыми, державшимися тех же взглядов и подчинявшимися его суровым распоряжениям. Спасти Роберта не удалось. Ему пришлось остаться в мэрилендской школе, он до сих пор находился там, срок его заключения оканчивался через три года. А она покидала его, отправлялась в Европу.
Эта мысль вызывала у нее леденящее чувство вины. Но она больше ничего не могла сделать для Роберта. Проведенное в школе время изменило его. На каникулах он редко разговаривал с ней, не откровенничал, сидел в одиночестве. Был вежливым, способным вести беседы ни о чем, но в нем не было огонька, не было своеобразия, не было жизни.
Услышав, что она едет в Европу, Роберт лишь пожал плечами. И хотя мог проводить ее в аэропорт, отказался.
Поэтому они стояли у выхода только вдвоем, она и мистер Фернелл, не с кем было обняться, не с кем проститься, когда другие пассажиры первого класса пошли на посадку.
— Пора, — сказала Эрика, беря свои два чемодана.
Мистер Фернелл кивнул:
— Пора.
«Надо бы что-то сказать, — подумала Эрика, — но что?» Она стояла с чемоданами в руках, ожидая хоть какого-то проявления приязни, чего-то, способного искупить холодную пустоту последних шести лет.
Мистер Фернелл взглянул на часы, серебряный «Ролекс», блеснувший в солнечном свете.
Она знала, он думает, что если уйдет немедленно, то сможет уехать до часа пик на шоссе. И думает только об этом.
— До свидания, — сказала Эрика. — Не дожидайтесь, пока самолет взлетит.
— Я и не собирался.
— Знаю.
Поднимаясь по трапу, Эрика обернулась, почувствовав необходимость бросить последний взгляд, хотя не могла бы объяснить почему. Но мистера Фернелла уже не было.
Первые месяцы ее изгнания были самыми трудными, месяцы, когда она путешествовала по греческому побережью, ища цель жизни. И в ту ночь, жуткую, мистическую ночь, когда она уверилась, что больше не может… когда, сняв одежду, вглядывалась в черную гладь Эгейского моря, готовилась к долгому плаванию в забвение…
В ту ночь ее спасла Персефона. Бронзовая Персефона на пристани.
Спасенная, возродившаяся Эрика прекратила скитания, поступила в Римский университет, изучала историю искусств, жила в однокомнатной квартире на четвертом этаже дома без лифта и горячей воды. Когда ей исполнился двадцать один год, по-прежнему оставалась там. Ее известили телеграммой, что мистер Фернелл исчез, предположительно мертв. В его уютном загородном доме обнаружили записку о намерении уйти из жизни, написанную дрожащей рукой, где он просил прощения за то, что сделал.
