Меня не удивило, что многие из ее информаторов предпочли не обнародовать свое имя. Люди знают, что хоть они и высказываются в положительном духе, в самом материале может содержаться нечто негативное по отношению к какой-то влиятельной персоне, и, понятно, никому не хочется засвечиваться в такой ситуации. Всем знаком старый трюк – сказать о человеке что-нибудь приятное, чтобы тут же половчее его приложить. Такое случается сплошь и рядом. Поэтому опытные светские люди предпочитают держаться в тени.
Один из листков был озаглавлен «Эрскин Грир – бабник?». Под этой рубрикой были собраны сплетни – безымянные, естественно, – о старых любовных интрижках в Гонконге. Внизу стояла приписка: «отель «Амандари», Бали?»
Другой листок назывался «Эрскин Грир как бизнесмен. Стратег или везунчик?» В нем содержался список тех, кому она планировала позвонить на этой неделе: бывший директор компании Джардин Мейтсон, китайский импресарио Дэвид Тан и банкир Руперт Хамбро.
Я набрал воду в ванну и взял с собой остальные листки. Но прежде чем продолжить чтение, сделал третью попытку дозвониться Анне. Опять безуспешно. Куда, к черту, она запропастилась? Было уже половина двенадцатого – прошло полтора часа с тех пор, как я позвонил первый раз. Мне вдруг пришла в голову невеселая мысль – она уже прочла статью и уползла в нору зализывать раны. А может быть, разыскивает Кэрол Уайт, чтобы поговорить с ней по душам.
Конечно, могло быть много других, вполне невинных объяснений. Она могла поехать в спортзал. Могла пойти покататься на роликах в парке, хотя странно, что меня не позвала с собой. Она могла отправиться за покупками, чтобы загрузить холодильник.
Я решил больше не ждать. Стоял прекрасный теплый июньский день, мне хотелось выйти на свежий воздух. Моя квартира неудачно спроектирована, здесь очень узкий балкон, который выходит на реку, на нем не посидишь. Я раздумал залезать в ванну, надел шорты и пошел в парк. Мне пришло в голову позвонить Салли, может, она не возражает, если я возьму с собой Кэзи, хотя вряд ли – моя бывшая жена очень строга в этом отношении.
Я вышел к стоянке. Коричневой «Сьерры» и ее владельцев не было. Не увидел я их и по дороге через мост принца Альберта, и в самом парке. Несколько раз я резко поворачивался назад, специально, чтобы убедиться, что за мной нет «хвоста».
Мне уже начинало казаться – а может быть, мне просто хотелось убедить себя в этом, – что все это лишь игра воображения.
Я часа полтора шагал по периметру парка, потом пересек спортплощадку и лег на траву. Солнце било мне в лицо. Я люблю солнце. Мне нравится смотреть прямо на него, потом закрыть глаза и все еще видеть бело-огненные шары, словно отпечатавшиеся на внутренней стороне век.
В половине второго я вернулся домой и испытал настоящий шок. Выйдя из лифта, я увидел, что моя входная дверь распахнута настежь. Я крикнул: «Эй, здесь кто-нибудь есть? Эй!» Я нажал на кнопку звонка. Если грабитель внутри, лучше пусть выбежит сейчас на площадку, чем я встречусь с ним лицом к лицу в квартире. Я уже решил, что не буду с ним связываться, если только это не какой-нибудь заблудший девятилетний пацан. Скорее всего это были подростки, которые часто шныряют по чужим домам. Они вряд ли вооружены, но у них могут быть при себе палки, а мне не улыбалось получить по башке.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – опять крикнул я. – Если есть, выходи, я без оружия и не буду вызывать полицию.
Черт знает, зачем я ляпнул про полицию. Будь у меня оружие, я бы не колеблясь стал стрелять в этих ублюдков. Мое священное право – защитить свой дом и собственность. Ни одно жюри присяжных в целом мире не признает меня за это виновным. А в полицию заявлять бесполезно, даже если эти негодяи пробегут сейчас мимо меня, с моей визуальной памятью я эту сволочь все равно потом не опознаю.
Ответа не последовало, и я осторожно вошел. Забавно, как в таких ситуациях начинаешь замечать то, что раньше проходило мимо внимания. Например, неработающую розетку или телефонное гнездо возле двери.
Я прошел в гостиную, там никого не было. У меня не так уж много мебели, спрятаться здесь негде. Слава богу, что я оставил мебель Салли.
Я шмыгнул на кухню. Притаился за холодильником, прислушиваясь к шорохам. Нет, никакого шума. И здесь никто не прятался.
Оставались ванная и спальня. Я тихонько подошел к двери ванной и рывком распахнул ее. Там тоже никого не было. Вода в ванне была на том уровне, как я ее налил.
И, наконец, спальня. Подходя к двери, которая была открыта, я увидел, что ящики комода были выдвинуты. Черт. Значит, они добрались до золотых запонок и отцовских золотых часов. Потом я заметил, что мой кошелек и чековая книжка исчезли с туалетного столика, и еще серебряная рамка с портретом Кэзи.
Я разозлился.
– Если вы, засранцы, еще здесь, выходите немедленно! Можете оставить себе кошелек и рамку. Получите пятерку за серебро, там его двадцать граммов, а счет на кредитке я все равно заблокирую!
Я облазил все углы и никого не нашел. Кроме кучи белья, выброшенного из ящиков, тут ничего не было. Непрошеные гости давно смылись.
Я опять подошел к входной двери, закрыл ее и наложил цепочку. Слишком поздно, лошадку уже увели из стойла, но так мне стало спокойнее. Потом я еще раз обошел всю квартиру, открыл все шкафы и позвонил в полицию. Я не возлагал больших надежд на то, что получу назад свое добро, не говоря уж о том, что виновные будут арестованы, но пропавшие ценности были застрахованы, и надо было заручиться полицейским протоколом, чтобы потребовать возмещения убытков.
В дежурной части участка Баттерси мой звонок не вызвал прилива энтузиазма, но мне обещали кого-нибудь прислать в течение получаса. И на этом спасибо!
Ожидая прибытия полицейских, я позвонил в банк и заблокировал кредитные карточки, а потом стал составлять полный список похищенного.
Из ванной и кухни вроде ничего не пропало. Из гостиной взяли восемь дисков и плейер. Диктофон Анны по-прежнему валялся на полу у дивана. Повезло. Не представляю, как бы я в довершение всех бед объявил ей об этой пропаже.
И тут я заметил, что сумка Анны и ее бумаги с заметками по поводу Эрскина Грира тоже исчезли.
Я оставлял их на диване, на видном месте, а теперь их там не было.
Я облазил весь дом, смутно надеясь, что забыл, куда их впопыхах засунул.
В ванной я обнаружил последние несколько листков, которые собирался дочитать, но остальные, несомненно, были украдены.
Кому, черт побери, могли они понадобиться? Какой смысл воровать черновики журнальной статьи?
Полиция появилась в лице молодого констебля, серьезного и дотошного, который зафиксировал все подробности, а потом провел меня по всей квартире, попутно советуя, какие меры безопасности мне следует принять на будущее. Он не сомневался, что это дело рук подростков, «лет четырнадцати-пятнадцати». Это все из-за американского видео, рассуждал он, и сокрушался, что правительство не принимает никаких мер против негодяев, которые дают напрокат детям кассеты безобразного содержания. Оштрафовали бы одного-другого на тысчонку фунтов или посадили на полгодика, так небось сразу одумались бы, рассуждал он.
