– И тем не менее, – продолжил я, – это информация из первых рук, от Пьера Ру. Их валовый тираж гораздо больше нашего, а расценки ниже.
– Ниже, – повторил Робин Риз, шеф-редактор «Мира мужчин», – не то слово! Вчера в агентстве я слышал, что они продали оборот задней обложки «Городских сплетен» «Ауди» знаете за сколько? За тысячу двести фунтов! Просто даром отдали! За тысячу двести! Элитное место!
– Если мы выиграем тендер, – сказал я, – дело будет не просто в расценках. Иначе мы бы уже проиграли. Тут Тренч нас обскачет. Нам надо сосредоточиться на дополнительной для них выгоде. То есть на том, что мы можем сделать для «Мушетт», чтобы помочь раскрутить их новые брэнды.
– Как, например? – поинтересовался Робин. – Пустить Кевина по Оксфорд-стрит живой рекламой?
– А что вы скажете насчет прямой рассылки? – предложила Кей. – Мы могли бы предложить рассылать подписчикам образцы.
– За наш счет или за их? – уточнил Робин. – Поставки для 626 тысяч человек влетят в грошик.
– За наш счет, – подтвердил я. – Но цену можно включить в подписку. Тогда на нас это не скажется.
– Можно еще один вариант предложить, – разошелся Кевин. – Вкладывать в номер «Кутюр» купон для получения в магазине бесплатного образца омолаживающего крема.
– И в «Светскую жизнь» тоже, – съязвила Кей.
– Не зарывайся, дорогая, – осадил ее Кевин. – Речь должна идти только о «Кутюр». Три миллиона двести тысяч читателей.
– Вообще-то, – вмешался я, – на мой взгляд, речь должна идти о раскрутке во всех изданиях компании. Все четыре журнала должны включиться в рекламную акцию товара.
– А что предлагает «Инкорпорейтид»? – осведомился Робин Риз. – Только скидки на размещение рекламы?
– Я краем уха слышала, – сказала Кей, – что Говард Тренч решил переплюнуть сам себя и тайно готовит какую-то презентацию.
– Хорошие новости, – отозвался Кевин. – Могу себе представить, во что это выльется.
– Не надо недооценивать противника, – сказал я. – Если им в голову пришла парочка свежих идей плюс существенные скидки на рекламу – они, глядишь, и перехватят у нас «Мушетт».
– Вот что я вам скажу, – ответил Робин. – Если «Мушетт» снимет рекламу в «Мире мужчин», я больше ни на какие уступки им не пойду. Кончено. У меня Келвин Кляйн с Хьюго Боссом в очереди стоят. Я с превеликим удовольствием расплююсь с Жан-Марком Леноем и всей его маркетинговой бандой. Мы так много сделали в своем журнале для «Мушетт», и вот вам благодарность.
– Кроме того, – подхватила Кей, – Жан-Марк Леной в последний раз увидит свою рожу на страницах «Светской жизни».
– Давайте рассмотрим и такую возможность: действовать через их головы, – предложил я. – Фабрис Мушетт пока что их босс и держатель половины акций. Я утром отправлюсь в Париж и по пути загляну к нему. Не забывайте, что его внучка прошлым летом проходила у нас практику.
– Довольно опасный маневр, – заметила Кей. – Обращаться непосредственно к хозяину – это может и боком выйти. Тогда уже ничто не поможет.
– Ладно, тогда оставим эту возможность как резервную. Но нам нужно придумать что-то еще. Идеи с дармовыми образцами хороши, но нам нужно что-то ударное, чтобы повергнуть «Инкорпорейтид» в прах.
– Может быть, нам статистика что-нибудь подскажет? Мы ведь изучаем аудиторию, свою и их, нельзя ли извлечь отсюда полезную информацию? – спросил Робин Риз.
– Увы, отсюда ничего не выжмешь. С точки зрения статистики у нас почти никаких различий. Хотя, с другой стороны, вот что можно попробовать. Вы же знаете, какие они снобы, эти французы, так что дельце может выгореть. Только для этого нужна стремительность. Нам потребуются последние восемь номеров всех изданий «Инкорпорейтид» и наших. И к утру надо сделать несколько новых слайдов.
* * *
В сумерках я проехал через весь Лондон и оставил машину на стоянке позади отеля «Хилтон – Тара». Оттуда три минуты ходьбы до Харрингтон-гарденз.
Чем ближе я подходил к дому Анны, тем тягостней становилось у меня на душе. В течение дня привычные заботы отодвигали мысли о ней на задний план, но они не уходили совсем, а оседали где-то в глубине сознания, словно выжидая момент, чтобы накрыть меня с головой как черным одеялом. Не знаю, как мне удалось провести последнее совещание с редакторами.
В кармане позвякивали ключи от квартиры Анны. Я на ощупь определял, какой из них от какой двери. Вот этот толстый – от подъезда, еще два тонких от ее двери. Не годится долго разбираться с ключами у входа.
А вдруг полиция опечатала квартиру? Я видел по телевизору: дверь крест-накрест заклеивают лентой, чтобы никто не проник. На этот случай у меня был с собой небольшой кухонный нож и пара замшевых перчаток.
Когда я подошел к дому, возле него какая-то девушка пыталась припарковать свою машину на свободном куске асфальта, и я сделал круг, дожидаясь, пока она уйдет, чтобы не мозолить глаза. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня застали копошащимся с ключами возле дверей дома Анны. Все-таки я был последним, кто видел ее живой, и мое появление сейчас выглядит подозрительно. Тем более что я довольно часто здесь бывал и, наверное, примелькался жильцам.
Оглянувшись, я вставил в скважину толстый желтый ключ, он легко повернулся, дверь отворилась, и я вошел. Холл, отделанный мозаичной плиткой, был темным, холодным и совершенно пустым. Я минутку постоял, не включая света, прислушиваясь. Откуда-то с первого этажа доносился шум телевизора. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стал подыматься по лестнице.
На каждой площадке я останавливался и прислушивался. Вдруг полиция устроила засаду? Хоть они и жалуются на дефицит кадров, но кто знает, может, на такой случай у них нашелся лишний полицейский. На втором этаже из-за дверей не доносилось ни звука, наверное, никого не было дома.
На третьем я услыхал яростный лай. Собачьи когти драли обшивку двери. Судя по остервенению – овчарка или терьер. Вот сейчас дверь распахнется, зажжется свет… Потом я услышал голос – старушечий голос, – уговаривавший пса заткнуться: «Место, противная тварь!» Я наконец добрался до этажа, где жила Анна.
Никакой ленты на двери не было. Констебля на страже тоже. Никакого намека на то, что здесь было совершено убийство.
Я отпер замки, дверь бесшумно открылась. Я вошел и прикрыл ее за собой.
В квартире было жарко и душно. Окна не открывались целую неделю, и солнце шпарило в незащищенные гардинами стекла. Анна говорила, что в жаркие дни она пишет, сидя в одних трусиках перед распахнутой застекленной дверью, которая выходит на крышу.
Я обошел всю квартиру, осматривая каждую комнату. Ванна и раковина уже покрылись пылью. Поскольку платить было некому, Мария перестала приходить сюда. Я открыл холодильник – он был пуст и чисто вымыт. Кто это сделал? Мария? Или Бриджет Грант? Кто-то об этом позаботился.
