Она подоткнула вокруг себя одеяло, забиваясь в тень. Был и еще один человек с холодными голубыми глазами, который приходил к ней и задавал вопросы, на которые у нее не было ответа.
Перед глазами Джулии возникли лица людей, они насмехались над ней. А что это за ребенок? Он в розовом – возможно, это девочка. Но она похожа на маленького мальчика.
Чего хотел человек с голубыми глазами? Он плохой человек, и она боялась его.
Джулии вспомнилась большая сверкающая золотая монета, и в голове возникла боль. Пришла медсестра, и Джулия с жадностью проглотила пилюли – они уничтожат эти лица, доставляющие ей такие мучения.
В субботние вечера в Шайло обычно было тихо, исключение составлял лишь бар «У Донована», но в семь часов Микаэлы не было ни дома, ни у друзей, ни в баре. Рурк и ее родители на телефонные звонки не отвечали.
Харрисон сидел в машине перед баром «У Донована», неоновый свет пробивался через ветровое стекло. В холодном профильтрованном свете было видно, что костяшки его пальцев, вцепившихся в руль, кроваво-красного цвета. Где же она?
Ящик с инструментами стоял открытый на полу, карниз, на котором должна была висеть занавеска, лежал в ванне. Детали валялись в раковине умывальника. Микаэла принимала ванну, крошечная комната еще хранила запах душистой пены. Кастрюля стояла в подогревочном шкафу на плите, шоколад и яйца лежали рядом с колбой блендера. Кулинарная книга была открыта. Большая ложка валялась на полу. Харрисон поднял ложку, и страх усилился. Он убрал яйца в холодильник и проверил систему сигнализации, которую отключила Микаэла. Сообщений на автоответчике не было.
Исчезла сумка с камерой, машина стояла на подъездной дорожке. Харрисон пошел на заднее крыльцо и увидел, что ослики кружат поблизости, поджидая очередного угощения. Харрисон привычно взял яблоки из ведра, порезал их на половинки, сложил в большую миску и попытался подавить свой страх. Ослики были не очень приветливы, но угощение приняли. Они тоже скучали по Микаэле.
Потом тишину ночи прорезал вой пожарной сирены, и люди высыпали из бара «У Донована». Харрисон увидел, что большие машины направляются к студии «Кейн», и понял, что война началась.
Он прибыл сразу же вслед за пожарными и встретил страшно обеспокоенных Джози Дэниелз и Муни – дым уже заполнил комнаты отдела подготовки новостей.
Пожар был не сильным, он начался в коридоре рядом с новостной комнатой. Тряпку, смоченную в легковоспламеняющейся жидкости, бросили в пепельницу Муни, которую тот не очень-то пытался спрятать, это была старая банка из-под молока, частично наполненная песком. Банку прятали за шкафом с папками, ее плотная крышка скрывала предательский сигаретный дым и исключала вероятность возгорания. Но кто-то проделал отверстия в крышке и специально подложил пуговицу, чтобы крышка до конца не закрывалась. Была проделана еще одна дыра, и с тряпки горючая смесь попадала на стену. Несколько часов огонь горел, а пожарная сигнализация подняла тревогу, только когда он прорвался сквозь стену. Сейчас комната была заполнена дымом, кругом были лужи воды и мусор.
Муни, весь в слезах, безостановочно бормотал извинения, и Харрисон попытался его успокоить:
– Это намеренный поджог, ты не виноват, Муни.
– Я сказал, что брошу курить, но не сделал этого, – всхлипывал Муни.
– Ты не виноват, – повторил Харрисон. Рядом стоял шериф, задавал вопросы, а пожарный расчет ломал стену в поисках тлеющего дерева.
– Неудивительно, что Микаэла любит тебя. Ты такой классный парень. Она говорит, что ты лаешь сильнее, чем кусаешься, а на самом деле ты мягкий, как суфле, и милый… Я тоже тебя люблю, – всхлипывал Муни, пытаясь заключить в объятия Харрисона.
– Муни, пожар не сильный, ущерб незначительный, и… – Харрисон мягко отстранился от трехсотфунтового тела.
Муни продолжал всхлипывать, и Харрисон заметил, что окружающие начали усмехаться.
– Я тоже тебя люблю, Муни, – наконец произнес Харрисон, чтобы успокоить безутешного оператора.
Харрисон решительно высвободился и повернулся к шерифу и пожарным. Они посмотрели на него и внезапно перестали улыбаться.
– Сегодня не лучший мой день, – предупредил Харрисон. – Давайте покончим со всеми формальностями, и пусть здесь приберут. Кто-нибудь видел Микаэлу Лэнгтри?
– У нее выходные на этот уик-энд, – сказала Джози. – Я слышала, как она что-то говорила насчет водных процедур.
Харрисон вспомнил деревянную ложку, брошенную на пол в кухне Микаэлы, ее «занавесочный проект», открытый ящик с инструментами.
– Другие идеи есть?
– Вам звонят, мистер Кейн, – позвал один из техников.
Харрисон задержал дыхание, моля Бога, чтобы это оказалась Микаэла.
– Если игра в прятки – это такая шутка, Микаэла, то ты не…
– Я повез жену, сына и моего помощника ужинать в «Коррал Роудхаус», и что, черт возьми, происходит? Кто-то врывается в студию Фейт и разносит все к чертовой матери на кусочки. Они разбили мою чашку! – прокричал возмущенно Джейкоб. – Моя жена сделала эту чашку специально для меня, это одна из ее первых, и сегодня утром я еще пил из нее кофе и оставил ее в студии. Черт побери! Разбили мою чашку. А моя дочь где? Она не пострадала при пожаре?
– Джейкоб, похоже, у нас проблема, – осторожно произнес Харрисон. Он взглянул на шерифа Марлона Амадео. Если Микаэла в руках у Галлахера, один неверный шаг со стороны шерифа или его офицеров может стоить ей жизни. Пока следовало выждать. Возможно, Микаэла уехала в город с подругой, может быть… – Я перейду к другому аппарату. Не вешай трубку.
Час спустя Харрисон вернулся в потемневший дом Микаэлы. Она так и не вернулась. В зеркале ванной комнаты Харрисон увидел покрытое щетиной лицо, после укрощения лошади одежду он так и не сменил. Глаза потемнели, под ними появились круги, лицо прорезали морщины. Он не ощущал усталости, его поддерживало нервное напряжение, но, если Микаэла в опасности, ему потребуется еще больше сил. Предчувствуя, что эта ночь будет долгой, он порылся в шкафу у Микаэлы, нашел свою выстиранную одежду, в которой ездил в каньон Каттер, и перенес телефонный аппарат в ванную. Он встал под душ, прислушиваясь, не зазвонит ли телефон.
Одевшись, Харрисон сварил кофе, приготовившись к долгой ночи. Он поставил гладильную доску Микаэлы и проклял все эти причины, которые заставили его красоваться в духе настоящего мачо, объезжая лошадь. Пока утюг нагревался, он поел, не ощущая вкуса пищи. Достав блузку Микаэлы из корзины, он начал тщательно ее гладить.
Харрисон отбросил мысли о своих желаниях и начал складывать попарно ее носки. После этого он все пропылесосил, напряженно прислушиваясь каждый раз, когда мимо по шоссе проезжала машина. Он дважды проверял, в порядке ли телефон. Они договорились, что Лэнгтри звонить не будут, чтобы не занимать линию. Харрисон обещал позвонить им сразу же, как что-либо станет известно.
В полночь раздался звонок от Микаэлы.
