— На русском, — коротко ответила я.
— А-а, — с пониманием протянул Махмуд.
Мы освободили Киру из козлятника. Она сразу заметила мои заплаканные глаза и вопросительно посмотрела на меня.
— Ребята погибли. Угнали вертолет, а он взорвался, я сама видела, — я замолчала, чтобы не разрыдаться опять.
Кира потрясенно замерла, перестав стряхивать с себя солому и сухие листья.
Мы обнялись, наверное, вспоминая одно и то же: горячий ветер, песок, секущий лицо, иссушающая жажда, разделенные поровну капли воды. Вспомнили и заботливые руки Ясмины, наматывающие ткань на обожженные ноги; их с Иваном влюбленные сияющие глаза. Прекрасно и неповторимо чувство единения, которое возникает, только когда вы пересекаете пустыню, пьете змеиную кровь, делитесь последним, поете под черным звездным небом Сахары «Подмосковные вечера», а арабская девчонка отчаянно матерится, не выговаривая букву «б» и плохо представляя, что же, собственно, она говорит…
— Что же мы будем делать? — с отчаянием спросила меня Кира.
— Не знаю… Через месяц поедем в город на рынок, что-нибудь придумаем… Отсюда бежать бесполезно, — тоскливо произнесла я.
Ночью пришел Махмуд и мучил меня почти до рассвета. Кажется, ему было все равно, что я чувствую. Я расслабилась и пыталась думать о своем. Но огромное черное тело внушало ужас и причиняло боль. Если так будет весь месяц, пока мы не поедем на рынок, я умру раньше, чем сумею сбежать. Мне стало себя отчаянно жалко, я всхлипнула и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Махмуд принял это за проявления моего удовлетворения и удвоил старания. Слезы текли по моим вискам, но я не вытирала их…
Когда он наконец ушел, я закуталась в грубое шерстяное одеяло и забылась беспокойным сном. Тело ныло и горело, как будто меня всю ночь избивали, а напоследок проехались паровым катком.
Я шла по нескончаемому болоту: оно булькало, пузырилось, выбрасывало фонтаны дурно пахнущей жижи. Я нащупывала плотные кочки и перепрыгивала с одной на другую. Была только одна странность: вместо воды в болоте был зыбкий сыпучий песок. Внезапно я оступилась и стала тонуть, медленно погружаясь в вязкий песок. Я отчаянно барахталась, но от этого погружалась еще глубже. Прямо перед собой я увидела страшное чудовище Амт — льва с головой крокодила. Он широко разинул пасть, намереваясь перекусить меня, а затем неожиданно протянул широкую лапу, покрытую желтоватой шерстью, и вытащил меня.
Я открыла глаза. Надо мной наклонилась женщина, она что-то держала в руке. Женщина занесла руку над головой, и я увидела блеснувшее в лунном свете лезвие.
Уроки Катусы не прошли даром: я мгновенно откатилась и перехватила ее руку, готовую нанести удар. Я сжала ее запястье так сильно, что женщина застонала и выронила нож.
— Фатима, ты что?! — потрясенно спросила я. — Ты… хотела меня убить?..
— Не могу… — женщина закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
Я отняла от лица ее руки и заглянула ей в глаза:
— Но за что? Что я тебе сделала?
— Ты отняла его у меня! Зачем ты здесь появилась?! Теперь он проводит ночи с тобой… А что я? Быть нянькой для ваших детей и прислугой? — захлебываясь от слез, говорила Фатима.
— Фатима… — Я обняла ее. — Не плачь… Я не отбираю его у тебя… Поверь мне.
— Значит, ты не любишь его? — Ее глаза на черном лице блеснули надеждой.
— Нет, Фатима, он твой.
— Но он… — грустно сказала Фатима, — он хочет тебя… Лучше бы я тебя убила! Я знаю, потом убили бы меня, но я не могу жить в таких мучениях, видеть, как он смотрит на тебя, прикасается к тебе, приходит к тебе ночью, слышать вздохи, стоны, вспоминать, как он делал это со мной! О! Лучше умереть!
— Фатима, Фатима, — зашептала я, — лучше помоги нам бежать, и он опять будет только с тобой!
— Как, ты хочешь бежать?! — изумилась женщина. — Но ты его жена, он заботится о тебе, кормит, купит золотые украшения в городе. Почему ты хочешь уйти?
Я вздохнула. Как ей объяснить? По ее мнению, я добровольно покидаю рай.
— Мне надо, очень надо. Поможешь?
— А что скажет господин? — испугалась Фатима.
— Что-нибудь придумаешь…
— Ладно, — внезапно решилась Фатима, — на рассвете, Махмуд уйдет, деревня еще спит. На рассвете.
До рассвета оставалось часа два. Я провела их в напряженном ожидании, сидя на ковре и раскачиваясь. Квадратик неба медленно серел. Рассвет — время, когда мысли приобретают ясность, напрасные надежды умирают, очарование исчезает. Все видится в естественном свете. Это время отрезвления и реальности. Грустное и ясное до прозрачности. То, что ночью казалось доступным и выполнимым, сейчас выглядело утопией, чем-то вроде побега из Алькатраса. Я не знала, что задумала Фатима, но какая-то идея у нее определенно была.
Я услышала, как поднялся Махмуд, ходил по двору, вполголоса разговаривал с Фатимой. Его шаги приблизились, мое сердце застучало, я улеглась и притворилась спящей. Он наклонился надо мной, сжал грудь, может быть, надеясь, что я проснусь, просунул руку под одеяло, ощупывая меня. Только не это, только не сейчас! Я чуть не выдала себя, пытаясь избежать его рук. Но я сонно заворочалась и повернулась на бок. То, что я не просыпаюсь, не смутило Махмуда. Он лег рядом и прижался ко мне. Я молилась только о том, чтобы Фатима не передумала…
Он ушел. Я была уверена, что Фатима находилась рядом и наблюдала эту сцену. По ее глазам, полным тоски и ненависти, я поняла, что все так и было.
— Идем, — бросила она мне, — разбудим Киру. Сонная Кира долго не понимала, что от нее требуется.
— Потом все объясню, — торопила я ее, — скорее одевайся.
Мы вошли в хлев, и Фатима стала разгребать сваленное в углу сено.
— Что стоите? Помогайте, — велела она нам.
Через несколько минут мы увидели в стене дверь. Фатима открыла ее. Из темноты пахнуло машинным маслом. Я вошла и наткнулась на что-то металлическое. Это был старый военный джип!
— О боже! Это машина! — изумленно воскликнула я. — Откуда?
— Господин привез с рынка, обменял на верблюда.
— Сам приехал?
— Нет, он не умеет, притащили. Не знаю, зачем ему. Забирайте, — решительно велела Фатима.
— А бензин в нем есть? — возбужденно спросила я.
— Вонючая жидкость в квадратном сосуде?
— Есть! — воскликнула я, нащупывая ключи, торчащие в замке зажигания.
Панель осветилась, и я увидела, что в баке есть примерно на четверть бензина, масло в норме.
Фатима уже открывала ворота, выходящие на улицу.
— Пойдемте, свяжете меня. Я скажу, что Кира, пока сидела в хлеву, нашла его, а вы меня связали и уехали.
Мы уложили Фатиму на ковер и связали ей руки и ноги.
