— Я не считаю, что проявление обычной гуманности требует благодарности, — сухо заметил он. — Это моя работа. Я распорядился, чтобы к вашему племяннику приставили дневную медсестру. Он не настолько болен, чтобы класть его в палату, к тому же у нас здесь нет детей. Думаю, к концу недели он уже будет бегать, а свежий воздух поможет ему излечиться. Я попрошу доктора Берто, чтобы он ввел вас в круг обязанностей.
— Так вы разрешите мне работать?
Он пожал плечами:
— Пока вы здесь, вполне могли бы выполнять ту работу, ради которой приехали. Вы с Берто отвечаете за общее состояние больных. В настоящий момент у нас их сто пятьдесят два, так что, как видите, в свободном времени вы ограничены.
— Это меня не беспокоит.
Он ничего не сказал, молча открыв перед ней дверь в соседнюю комнату.
— Познакомьтесь, это — доктор Форрест.
Молодой человек крепкого сложения с маленькими усиками тотчас же вскочил из-за стола и по-военному раскланялся:
— Меня зовут доктор Аксель Берто. Добро пожаловать в нашу клинику. Доктор Редвуд поручил мне ознакомить вас с вашими обязанностями.
— Спасибо.
Лесли улыбнулась и вслед за молодым швейцарцем вышла из комнаты.
Неделя еще не кончилась, а Лесли уже окончательно освоилась в больнице. Работа здесь оказалась гораздо легче, чем та, которую она выполняла в Уайтэйкез. Раньше ей приходилось иметь дело с самыми разными заболеваниями, теперь — только с туберкулезом.
К концу недели Бобби разрешили вставать с постели, и Лесли, закутав его в халат, привела в гостиную пообедать.
— Когда мне можно будет выйти на улицу? — начал канючить малыш.
— Если будет солнышко, то завтра. Первым делом нужно будет купить тебе лыжный костюм. Завтра после обеда я свободна, так что могу прогуляться в деревню и осмотреть окрестные достопримечательности.
На следующий день, не изменяя своему слову, Лесли, закутавшись в теплый шарф, предприняла поход в деревню и купила ребенку костюм.
Дрожа от холода, она поднялась на крыльцо больницы и вошла в вестибюль. Но не успела сделать и нескольких шагов, как поскользнулась и упала, рассыпав по полу свертки с покупками.
— Не очень достойный вход, доктор Форрест!
Сидя на полу, Лесли посмотрела в лицо доктора Редвуда — на нем не было и намека на улыбку. Покраснев от стыда как школьница, она поднялась на ноги.
— За дверью есть щетка-половичок специально для того, чтобы стряхивать снег с обуви. Если это сделать, то не поскользнешься, да и пол будет чище.
Лесли растерянно посмотрела на ручейки, стекающие с ее сапог.
— Извините. Мне никто не сказал.
Он наклонился, чтобы помочь ей собрать свертки, и Лесли пришел на память первый подобный случай. Интересно забыл он или нет? Однако, когда Филип Редвуд распрямился, в его взгляде не было и проблеска подобных воспоминаний.
— И вот еще что, — сказал он, когда они вошли в лифт. — Капроновые чулки — вещь хоть и красивая, но никак не годится для здешнего климата.
Лесли обиделась, но промолчала. Чувство досады, вызванное этими словами, услышанными ею от мужчины, улетучилось только тогда, когда она вместе с племянником радовалась новому лыжному костюму.
Утром в канун Рождества доктор Берто сказал ей, что на следующий день она может не выходить на работу.
— Вам, наверное, захочется побыть с ребенком, так что я могу поработать вместо вас.
— Это нечестно! — запротестовала Лесли. — Это же ваш выходной!
— Мне выходной не так необходим, как вам. А вот вашему мальчику точно будет скучно играть весь день одному.
Лесли прониклась к нему благодарностью.
— Вы очень добры. Тогда, быть может, вы зайдете к нам выпить чаю?
Молодой доктор улыбнулся:
— С большим удовольствием.
— Тогда ждем вас в четыре. Повар обещал испечь что-то особенное, так что не опаздывайте.
Утром в день Рождества Лесли проснулась с невыразимой печалью в душе — это было первое Рождество, которое она встречала без Джэнет, — и это тягостное чувство сопровождало ее весь день. Бобби о родителях не вспоминал, и Лесли, после сомнений и раздумий, решила не напоминать.
Она купила ему санки, и Бобби, усевшись в них и отталкиваясь от пола руками, с восторгом катался по начищенным до блеска коридорам, рискуя вызвать недовольство горничных. Бобби так радовался подарку, что не сразу вспомнил о своем — порывшись у себя в постели, он извлек оттуда миниатюрный колокольчик и вручил его Лесли, посоветовав прикрепить к браслету.
В двенадцать часов они отправились в приютившуюся на горе аккуратную маленькую церквушку Кирхляй, сложенную из серого камня, который удачно гармонировал с белизною снега.
Обведя взглядом скамьи, Лесли с удивлением обнаружила среди сидящих Филипа Редвуда. Глядя на его одинокую фигуру, выделявшуюся среди простых крестьян, Лесли почувствовала в нем родственную душу. Только он пошевелился, она поспешно отвела взгляд, но через несколько минут снова украдкой посмотрела на него. Во всем его облике чувствовалось одиночество, Лесли вспомнила о его жене. Где она? Почему ее нет рядом с ним в этот рождественский праздник?
Бобби потянул ее за рукав.
— Может, пойдем? — прошептал он. — Мне уже надоело смотреть.
— Потерпи немного. Давай дождемся конца службы.
— Тетя, мне скучно! Пожалуйста, пойдем!
Снова запел церковный хор, и Лесли повела Бобби к выходу, заметив краем глаза, что Редвуд провожает их взглядом.
Они медленно шли вниз по склону, когда из церкви с шумом вывалилась праздничная толпа. Взяв Бобби за руку, Лесли ускорила шаг — ей совсем не хотелось встретиться здесь с Филипом Редвудом.
Они уже преодолели половину пути, когда сзади послышались энергичные шаги. Инстинктивно догадавшись, что это Филип Редвуд, Лесли посторонилась, чтобы пропустить его, но когда он поравнялся с ними, Бобби радостно бросился к нему:
— Смотрите, сэр, мне уже лучше и я могу выходить на улицу! Теперь вам больше не придется делать мне снимки.
— Вот и хорошо. Я рад, что ты поправился.
Он хотел было пройти вперед, но Бобби вдруг выпалил:
— А вы не отдадите мне старые?
— Что?..
— Старые снимки.
— Зачем они тебе?
— Я покажу их мальчишкам, когда вернусь домой. Если эти снимки большие, я смогу обменять их на шарики.
— Неужели?
— Конечно. Только еще лучше, если бы у вас было что-нибудь солидное. Когда я лежал в Уайтэйкез, там у одного мальчишки был вырезанный аппендикс в банке, и он собирался обменять его на футбольный мяч!
