— Гейл…
Услышав низкий хрипловатый голос Эндрю, она подняла взгляд и увидела сначала его губы, а потом глаза, в которых горело желание. Желание, слишком хорошо знакомое ей самой. Несмотря на бессмысленность и невозможность серьезного романа, это чувство было достаточно сильным, чтобы Гейл захотелось продолжить исследование.
Она осторожно поставила ступню Эндрю на подножку и задумалась. Что делать дальше? Поднять руку выше и погладить его загорелую ляжку? Еще раз прильнуть к его губам и ощутить головокружительный поцелуй? Или…
И тут тишину нарушил истошный вопль малыша, которому делали прививку. Затем ребенка начала утешать мать. Гейл вернулась к действительности со скоростью ракеты, прилетевшей из космоса и плюхнувшейся в Атлантический океан.
Пальцы Эндрю судорожно стиснули ручки кресла.
— Что это было?
Она встала, с трудом сохраняя спокойствие.
— То самое подкрепление, о котором я говорила. — Однако шутливый тон не мог скрыть того, что у нее дрожит голос.
Гейл взялась за спинку кресла и покатила его вперед. Ох, если бы можно было так же легко избавиться от влечения, тянувшего их друг к другу… К несчастью, она была реалисткой и знала, что это невозможно.
Глава 5
Гейл вывезла страдавшего от унижения Лавкрафта из задних дверей клиники. Когда она вновь провезла его по брусчатой мостовой и по пандусу вкатила кресло в здание, настроение Эндрю не улучшилось ни на йоту.
Лавкрафт сидел в смотровой и молча злился, пока Гейл занималась с другими пациентами. Он годами уворачивался от пуль. Это было его работой. Но какой-то сопливый подросток сделал то, чего до сих пор не удавалось никому, хотя пытались многие. Сбил его с ног, уложил замертво и оставил на память шишку величиной с арбуз.
Голова трещала так, что думать о чем-то другом было невозможно. И все же Эндрю был уверен: если боль хоть чуть-чуть уменьшится, он придумает, как обернуть это несчастье на пользу делу и продолжить расследование. Он пробыл в Оуквуде почти две недели, а что успел сделать? Вступить в первоначальный контакт, вмонтировать жучок в телефон и поцеловаться с объектом слежки. Когда к Эндрю прикоснулись прохладные, уверенные руки Гейл, отвратительное самочувствие не помешало ему почувствовать себя жеребцом во время случки.
Ничего удивительного, что настроение у него было премерзкое. Эндрю сам не знал, что доставляло ему большие страдания: то ли адская головная боль, то ли эрекция, от которой все еще оттопыривались его спортивные шорты. Если Гейл еще раз прикоснется к нему с таким видом, словно готова съесть его со всеми потрохами, он просто кончит, к стыду их обоих…
Легкий стук, за которым последовал скрип двери, отвлек Эндрю от мыслей о его плачевном состоянии. В смотровую вошла регистраторша, крашеная блондинка, которой явно требовалось осветлить корни волос.
— Мистер тренер, доктор Нортон подойдет через минуту, — деловито сказала она. — Могу я чем-нибудь вам помочь?
Судя по голодному взгляду карих глаз, которым она обвела тело Лавкрафта, было ясно, какую именно помощь она имеет в виду.
— Мэм, я не прочь принять аспирин. — В конце концов, он находится на Юге, где еще соблюдают правила этикета.
Регистраторша готовно ринулась к Лавкрафту, чуть не задушив его густым запахом сладкого одеколона. Купается она в нем, что ли?
— Зовите меня Ширли, — промурлыкала она, подойдя вплотную. Грудь Ширли торчала вперед, как у Крольчихи Ребекки. Черный топ с низким вырезом только добавлял ей сходства с героиней известного мультфильма. — Как все остальные.
Все остальные называют тебя не только так, подумал Эндрю. Тем временем Ширли пригладила свои взлохмаченные обесцвеченные волосы. Лавкрафт прислушивался и приглядывался ко всему, что происходило вокруг. Именно поэтому наглый щенок сумел застать его врасплох. Зато он слышал беседы коллег-тренеров и их не слишком лестные отзывы о Ширли Пышечке, «роковой женщине» Оуквуда.
Ширли наклонилась к нему и негромко ойкнула.
— Вот это шишка! — сорвалось с ее напомаженных губ.
Эндрю быстро отстранился, не дав ей коснуться его бюстом.
— Я был бы вам очень признателен за пару таблеток аспирина, — сказал он, надеясь, что Ширли поймет намек и уйдет.
Она выпрямилась и сделала глубокий вдох, который наверняка разучивала перед зеркалом. Эндрю отклонился так, что кресло на колесиках чуть не перевернулось.
— Мне нужно будет спросить разрешения у мисс Пилюлькин, — возбужденно вращая глазами, сказала Ширли. — Она просто трясется над своими пациентами.
Если бы у Эндрю не так болела голова, он расхохотался бы. Гейл стояла в дверях и смотрела на Ширли Макартур с нехорошим прищуром.
— Ширли, спасибо за то, что принесли снимки, — ледяным тоном сказала она.
Ширли и ее приподнятый лифчиком бюст испустили еще один привычный вздох.
— Нет проблем, доктор Нортон, — ответила она и направилась к двери.
Гейл не ответила. Ощущая непривычную ревность, вызванную тем, что другая женщина пыталась… э-э… очаровывать Эндрю, она с силой шлепнула снимки на смотровой стол и включила свет.
— Что ж, неплохо. Опухоли нет, — пробормотала она, проводя карандашом по снимку. — Кровоизлияние минимальное. Ничего серьезного, но повод для беспокойства есть.
— Кровоизлияние?
Она повернулась и посмотрела на Эндрю. Тревога, сквозившая в его глазах, была слышна и в голосе.
— Я бы рекомендовала госпитализацию.
Он покачал головой, и это ничуть не удивило Гейл. Она была готова к его сопротивлению.
— Всего на каких-нибудь два дня. Необходимо пройти обследование, — утешила она его.
Решимость, горевшая в глазах Эндрю, говорила о том, что битвы действительно не избежать. Он и без того был слишком возбужден, так что волновать его не стоит. Но оставаться без присмотра он тоже не может.
Его темные брови сошлись на переносице.
— Ни в какую больницу я не поеду! — резко заявил он.
Она прислонилась к шкафу и сложила руки, прижав к груди медицинскую карту Эндрю.
— Здесь у нас есть палата, где при необходимости можно держать пациентов…
— Нет.
— Но сегодня вечером медсестра уезжает в Ричмонд, так что…
— Вот и отлично. Я еду домой.
Он рывком встал, но тут же покачнулся. Гейл выронила карточку и подхватила Эндрю одновременно с Ширли. Увидев на руке Лавкрафта ногти регистраторши, выкрашенные лаком кровавого цвета, она окончательно разъярилась.
— Будьте благоразумны, — сказала Гейл, пытаясь говорить тоном человека в белом халате. Неужели она и в самом деле ревнивая самка? — Вы не можете оставаться в одиночестве.
