— Развяжи меня, — снова потребовал Эндрю. Он должен был прикасаться к ней, ощущать вкус ее кожи, любить ее!
— Нет, — пробормотала Гейл, не отрываясь от своего дела. — Слишком быстро.
Эндрю рванул шарфы, привязывавшие его к кровати.
— Хочешь, чтобы я начал тебя умолять? спросил он, когда зубы Гейл впились в его сосок.
Она по-прежнему сжимала член Эндрю и нежно массировала его, творя чудеса.
— Не хочу, — сказала она, затем подалась вперед, прижав Эндрю к матрасу, и развязала его правую руку. Даже не сняв с запястья голубой шарф, Эндрю положил свою ладонь на ее ягодицу. Тем временем Гейл начала развязывать второй шарф. Когда узел подался, Эндрю рванул Гейл к себе, приподнял и припал ртом к ее влажным половым губам.
Когда его язык вонзился в ее горячее тело, Гейл вскрикнула от наслаждения и боли. Она попыталась отстраниться, но он удержал ее, все глубже проникая в складки ее кожи и одновременно нежно покусывая их. Она сдавленно застонала, пролепетала его имя, выгнула спину и уперлась ладонями в бедра Эндрю. Он поддерживал Гейл на весу, слегка сжимал ее ягодицы и постепенно смещал пальцы к влагалищу, ощущая кончиком языка его влажное тепло.
Ничего другого не существовало. Только Гейл и сотрясавший ее яростный оргазм. Только жалобные стоны, срывавшиеся с губ, когда Эндрю безжалостно сбросил ее в пропасть наслаждения, заставив испытать еще одну блаженную судорогу.
Потом он медленно вернул ее на землю. Но самому Эндрю до оргазма было еще далеко. Твердый как камень и готовый вновь овладеть ею, он осторожно положил Гейл навзничь. Эндрю хотел лечь на нее сверху, но ему помешали шарфы, по-прежнему привязывавшие его лодыжки к столбикам кровати. Сдавленно чертыхнувшись и туго натянув путы, он всей тяжестью навалился на свою жертву.
Ее глаза. Глаза, напоминавшие золотистые бриллианты. Таинственно мерцающие и полные страсти. Страсти, которую пробудил он и до конца дня пробудит еще не раз. Конечно, если ему будет предоставлено право голоса.
Ее веки сонно затрепетали. Однако спокойствие, написанное на ее безмятежном лице, было обманчивым. Ляжки Гейл крепко стиснули его бедра, ягодицы поднялись навстречу; их тела по-прежнему стремились стать единым целым.
Эндрю вонзился в Гейл. Ее мышцы яростно стиснули его член, и ему показалось, что он сейчас умрет, не выдержав силы владевших им чувств.
Жар. Страсть. Экстаз. На самом деле до сегодняшнего дня он не знал, что это такое. И узнал только благодаря Гейл.
Звуки. Музыка. Негромкие страстные стоны. Голос, шепчущий его имя, зовущий к новым и новым наслаждениям… Они разъединились только тогда, когда одновременно испытали еще один оргазм, рухнули в водоворот, а затем воспарили к небесам.
Небеса, подумал Эндрю, зажав губами рот Гейл, из которого вырвался последний страстный крик. Место, которое для него запретно. Место, куда его не впустят. Разве заслуживает рая мужчина, занимающийся любовью с женщиной, которую он соблазнил только ради того, чтобы добиться своей цели? То, что этой целью является торжество закона, оправданием не является. Обман есть обман.
Собственная правота доставляла Лавкрафту огорчение второй раз в жизни. Впервые это случилось тогда, когда родная мать взяла героин и бросила Эндрю на произвол судьбы. Но на этот раз результат должен был оказаться еще более удручающим. Как для него, так и для Гейл.
Да, он установил с ней близкий контакт. Именно это было его целью. Черт бы ее побрал, эту цель, подумал Эндрю. Из-за его фанатичной решимости добиться победы любой ценой и во что бы то ни стало закончить дело ни он, ни Гейл больше никогда не станут прежними.
Все изменится, как только он скажет ей правду.
Он бережно прикрыл обнаженное плечо Гейл простыней с цветочным рисунком, оставил женщину, спавшую беспробудным сном, и пошел в ванную, чтобы принять горячий душ. Боль, от которой ныло тело, не имела никакого отношения к столкновению на баскетбольной площадке, случившемуся три дня назад. Ее причиной было нечто куда более приятное.
Секс. Страсть. Эротика.
Головокружительный секс с женщиной, которая каким-то образом сумела забраться к нему в душу, хотя он хотел только одного: узнать, где скрывается ее брат. Менее романтичного человека, чем он, не было на свете. Он не умел манипулировать своими чувствами как фокусник и не верил в счастливые концы. Большинство его дел кончалось кровью или трагическими распадами семей. Эндрю вывернул кран и встал под обжигающую струю, зная, что отныне все изменится.
Сумасшедшему роману, который начался у них с Гейл, сужден трагический конец.
Он уперся ладонями в кафель и наклонил голову, дав возможность горячей воде стекать по спине. Неужели нет способа закончить это дело и сохранить Гейл? Эндрю перебирал в уме вариант за вариантом, но ответ всегда оставался одним и тем же. Гейл проклянет его, и они расстанутся. Расстанутся навсегда.
А если это так, почему он не лезет вон из кожи, чтобы найти Кристофера Нортона? Почему не задает Гейл вопросов, которые могли бы навести его на след жертвы? Какого черта он топчется на месте?
Эндрю стиснул кулаки. С первого взгляда на снимки, сделанные скрытой камерой, он понял, что эта женщина не типичный объект слежки. В глубине души он подозревал, что Гейл понятия не имеет, где ее братец скрывается все эти три года.
Он поднял лицо навстречу жгучей струе и молча выругал себя за глупость. Ослушник Лавкрафт совершил ошибку, достойную новичка, и должен винить в этом только самого себя. Он позволил себе влюбиться.
Он закончил принимать душ и попытался понять, чем это может завершиться.
— Тем, что я останусь без работы, — проворчал Эндрю, снимая с перекладины махровое полотенце персикового цвета.
Он вытерся, завязал полотенце на талии, вернулся в спальню и остановился на пороге. Увидев, что Гейл все еще крепко спит, он испытал досаду, смешанную с облегчением.
Ему нужно было немедленно решить два вопроса. Что сказать Гейл теперь, когда они нарушили все запреты и перешли все границы?
От ответа у него сжалось сердце.
Ответить на второй вопрос было еще труднее. До каких пределов он согласен дойти, чтобы получить у Гейл нужную информацию и сохранить работу в ФБР?
От ответа на этот вопрос его сердце превратилось в камень.
Гейл благодарно улыбнулась официантке и попыталась не обращать внимания на пристальный взгляд Айрин. К несчастью, ее замысел не удался. Согласившись принять неожиданное приглашение на обед, она поступила необдуманно. Если бы она была внимательнее, то не угодила бы в сети подруги, дерзко пытавшейся вторгнуться в ее личную жизнь.
— Мне уже доводилось видеть такие взгляды, — сказала Айрин, деловито выковыривая из салата помидоры. — Но на тебя это не похоже.
Гейл обильно посыпала свой салат перцем.
— Понятия не имею, о каком взгляде ты говоришь, — сказала она и уставилась в тарелку, прекрасно зная, что именно имеет в виду Айрин.
