У Миган на душе стало легче. Она положила трубку, не выпуская, однако, ножа из рук. Выйдя в холл, она взглянула вверх на солидную лестницу. Два жилых этажа плюс купол наверху, правда давно уже превратившийся в чердак со всякой всячиной. Там есть выход на смотровую площадку, вернее круговой балкон, недаром он так и называется – «вдовье гуляние»; оттуда открывается потрясающий вид. На запад, куда ни кинь взгляд, простирается Мексиканский залив.
Не дом, а замок. Тут миллион всяких укромных уголков, где ничего не стоит спрягаться. В начинающихся сумерках «Пеликаний насест» напоминал замок с привидениями. Стены узких коридоров скрывал полумрак, за окнами завывал ветер, а если добавить к этому скрип и стоны половиц, то вполне можно поверить, что тут водится не одно привидение, а целая семейка.
Впрочем, что это она? Какие сумерки. Еще разгар дня. И это Ориндж-Бич, а не Новый Орлеан. И все же в доме кто-то побывал, и она не успокоится, пока кто-нибудь не обойдет весь дом сверху донизу и не убедится, что непрошеных гостей нет. Пульс у Миган потихоньку пришел в норму, но она, не выпуская нож, решила выйти во двор и там подождать Лероя.
В этот момент Миган заметила корзинку с булочками на столе в кухне-фонаре, где она обычно завтракает. Видать, Фенелда права. Это кто-нибудь из бабушкиных знакомых заскочил, желая поздравить ее с приездом. И все же лучше дождаться Лероя.
Миган ждала Лероя не во дворе, как собиралась, а на балконе второго этажа. Когда он явился, она хотела было пойти с ним, но передумала. Ей не хотелось быть ему обузой. Он перепрыгивает через три ступени, а она с трудом передвигается и будет только его раздражать. Он пообещал осмотреть все до самого купола и удостовериться, что ни одна душа не спряталась там за баррикадами коробок со старьем и обитыми железом сундуками.
Ничего не скажешь – ему есть что обходить. Кроме общей гостиной и кухни, имеется еще столовая, библиотека, комната для швейных работ, небольшой кабинет, две ванные комнаты и парочка солнечных комнат-фонарей на втором этаже. Третий этаж состоял из шести больших спален и еще четырех ванных. Дом витиевато тянулся, открывая все новые виды и выходы на балкон, откуда можно было попасть в комнаты.
Говоря по правде, Лерой отсутствовал столь долго, что Миган начала бы беспокоиться, если бы не его постоянное пение: он пел, не снимая наушников, которые, казалось, приросли к ушам. Он был вежлив и охотно отправился в поход по дому, хотя явно не верил, что там кто-то прячется. Он даже рассмеялся, увидев у нее в руке нож, и наотрез отказался взять его с собой.
Миган прилегла на один из шезлонгов на балконе и закрыла глаза, подставив лицо теплому солнцу. Младенец зашевелился и ударил ее ножками.
– Я не забыла, что ты здесь, прелесть моя. Да и как мне забыть о тебе? А что ты думаешь про мой дом на берегу залива? Подрастешь, сможешь там играть и строить замки из песочка со рвами и крокодилами. А еще мы купим солдатиков и устроим битвы.
Черт. Что она несет? Эта девочка никогда не приедет в «Пеликаний насест». Никогда ей не играть с ней в прибое или на песке. Никогда не быть частью ее жизни. Она закрыла глаза и взмолилась, чтобы уже наступил январь и все осталось позади.
Миган затаила дыхание, пытаясь выбросить из головы мысли о ребенке и сосредоточиться только на воде, на вечно движущейся, меняющейся и в то же время неизменной водной стихии.
– Все в порядке.
Она подпрыгнула от неожиданности, стукнувшись головой о раму шезлонга.
– Я не хотел пугать тебя, – проговорил Лерой, вырастая между ней и перилами балкона.
– Я, кажется, задремала.
– Ну и хорошо. Я просто хотел сказать, что обследовал дом сверху донизу. У тебя там в одной ванной комнате кран течет. Я на следующей неделе забегу и починю. Там работы-то с гулькин нос.
– Я буду тебе очень признательна, только скажешь, сколько с меня.
– Ничего не имею против. – Он облокотился на перила, светлые волосы упали ему на лицо. – Мама говорила, что ты вынашиваешь чужого ребенка. Как-то чудно, правда? Не многие решатся на это, верно?
– Думаю, ты не совсем прав.
Он кивнул.
– Все равно чудно. Ну ладно, пойду, пожалуй, если тебе ничего больше не нужно.
– Я бы хотела заплатить за твои труды, – сказала она, полагая, что он откажется.
– Как угодно.
Она пошла на кухню и вытащила бумажник.
– Десять долларов хватит?
– Как угодно.
Она дала ему пятнадцать и проводила до дверей. Он был весь в Фенелду, но глубоко посаженные глаза и впалые щеки он унаследовал, вероятно, от отца. Она плохо помнила этого человека, хотя раз или два встречалась с ним. Она не узнала бы и Лероя – он стал какой-то худой, вид у него был нездоровый, чем совсем не походил на Фенелду. Она даже толком не знала, сколько ему лет. Под тридцать, наверное.
Как бы то ни было, он сделал свое дело, и ей стало спокойней. Все вышло глупо, но лучше уязвленная гордость, чем бессонница.
И тем не менее ей надо взять себя в руки и не позволять высокому светловолосому и очень сексапильному типу портить ей жизнь в «Пеликаньем насесте». Это просто гормоны взыграли, уверяла она себя. Что еще? Более безопасного места нет нигде на свете.
8 декабря
Миган плотнее запахнула куртку. На берегу было прохладно. День стоял теплый, но, как только солнце село, воздух сразу остыл, а тут еще и ветер поднялся. Он ерошил ей волосы и гнал волны, и те, шипя, набегали на песок. Небо же было ясное, а звезды такие близкие, что, казалось, протяни руку – и можно припрятать горстку, а потом загадать желание, только вот хорошо бы знать какое.
К счастью, нигде поблизости не было видно человека, который не выходил у нее из головы с тех самых пор, как три дня назад подсел к ней за столик, хотя она все время высматривала его. Иногда ей даже мерещилось, будто кто-то за ней наблюдает, и она думала, что это он.
Как-то ночью он ей даже приснился. Это был эротический кошмар. Вот что бывает с женщиной от долгого воздержания. Желание в полную силу вернулось во сне, и, проснувшись, она лежала еще целый час, пытаясь представить себе, каково было бы заниматься с ним любовью. Ее тело так живо реагировало, словно он и в самом деле дотрагивался до нее и его рука ласкала ее в самых потаенных местах.
Сны снами, а ее реальная жизнь в Ориндж-Бич постепенно входила в нормальную колею. Прогулка утром, ланч в каком-нибудь ресторанчике, потом ленивый отдых и чтение, а на закате прогулка по берегу.
– Ветер поднимается, малышка. Сегодня ночью он будет завывать и скулить. Это старые рыбаки оплакивают своих друзей, погибших в море, – говорила бабушка, когда Миган жаловалась на вой ветра.
Она шагнула в набегающую волну, обхватив себя за живот и поглаживая его. Живот рос не по дням, а по часам.
Завтра ее первый визит к доктору Брауну, но он уже получил ее карточку из Нового Орлеана.
