— Стой здесь, — приказал Тахиру Башков и широко зашагал вслед за бегущей санитаркой.
Надвинув до глаз черную вязаную шапочку, он влетел в палату и тут же увидел Смолинцева.
Возле него хлопотала молоденькая медсестра.
— Не бойтесь… — почему-то пролепетала женщина, которая привела сюда Олега.
На него уставились большие синие глаза на совсем белом юном лице.
Олег два раза выстрелил в Смолинцева, натолкнулся взглядом на безумные прекрасные глаза молоденькой девочки в белом халате — и, повернувшись на каблуках, вышел из палаты.
— Всэх порэшил? — спросил у него Тахир, весело сверкая белозубой улыбкой. Башков хмуро посмотрел на него, переложил пистолет в левую руку и произнес:
— Нет, еще не всех.
— А кто астался, слющь?
— Ты, — холодно ответил Олег и выстрелил прямо в улыбающееся лицо кавказца, не успевшего даже испугаться.
…Он прошел пустынным коридором и наконец достиг вестибюля.
— Ну вот и все, — пробормотал он, — труп не играет в хоккей…
Он вышел на улицу, сел в машину, где отклеил усы, снял парик и смыл грим. После этого набрал номер.
— Вадим Николаевич? Да, это Башков. Все сделано.
Через пятнадцать минут после того, как я позвонила Суворову-старшему, к дому подъехал серебристый «трехсотый» «Мерседес». Из него вышли Климов и с ним маленький толстый человечек в очках.
— Мякшев! — воскликнула я вне себя от изумления.
— А меня пгислал к вам Алекфандг Иваныч!
— Валера, откуда взялся этот недобитый папарацци-самоучка? — спросила я у Климова, нервно отводя протянутые ко мне ручонки бравого щелкопера и отмахиваясь от атмосферного фронта перегара, который принес с собой этот циклон в лице господина Мякшева.
— Просто он работает в пресс-центре нашего клуба, — виновато ответил Климов. — Впрочем, скоро ты от него избавишься. Александр Иваныч велел ему получить в мэрии списки жильцов этого дома… или где там нужно было их… Одним словом, сейчас эта парочка садится в драндулет Серого и уезжает восвояси. Так сказал Александр Иваныч.
— Ах, вот как? — заорал Мякшев, размахивая верхними конечностями. — Не фоглафен!
— Милый, не вынуждай меня применять силу, — злобно сказал Климов. Что и говорить, обращение было сомнительным, зато выдержано в надлежащем — угрожающем и агрессивном — тоне.
Тот вздохнул и покорно поплелся к автоэкипажу Суворова-младшего. Чудо техники задребезжало, зачавкало и, гремя бампером, уехало.
— Где фотография Наташи? — с живостью спросила я.
— Вот.
Он подал мне фотографию, на которой я увидела Климова и Савичева с очень красивой стройной девушкой. Она не была похожа на ту, что я видела в гостиничном номере.
Но тем не менее это была она.
Я рассматривала фотографию минуты три, крутя ее так и этак. В этот момент зазвонил телефон.
— Я слушаю, — сказал Климов.
По мере того как он слушал, лицо его все более темнело. Наконец он бросил трубку и повернулся ко мне:
— Только что в больнице убит Макс Смолинцев.
Глава 7
СОГЛАШЕНИЕ
Савичев проснулся от резкой боли в запястье и понял, что совершенно не ощущает правой руки. Он открыл глаза и увидел себя словно со стороны скорчившимся в совершенно невероятной позе, с дико вывернутой даже для его тренированных гибких мышц и сухожилий рукой. Она была снова прикована к батарее.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Савичев, — неужели все это было лишь сном?
Сквозь жалюзи пробивались какие-то вязкие сгустки хрупкого серого света. Утренний противоестественный кошмар, поймал себя на мысли Алексей… как это может быть хрупким и вязким одновременно?
— Такие красивые сны, — сказал он громким неестественным голосом совершенно без выражения.
— Че, хоккеист, переквалифицируешься в клоуны? — спросил вчерашний охранник из прихожей, входя в комнату.
— А что такое?
— Да ты лучше взгляни на себя, — сказал амбал, отсоединяя наручники от батареи, — только смотри у меня, без фокусов чтобы. А то не хотелось бы тебя портить, тебе и так, видно, не слабо досталось.
Савичев подошел к зеркалу и так и застыл вне себя от изумления.
Все его лицо было размалевано в различные цвета спектра — губы накрашены черной помадой и обведены серым полутоном, лоб в ярко-оранжевых разводах, кончик носа закрашен темно-красным и усеян черными точками, а ноздри обведены зеленым. На шее, сплошь в кровоподтеках и синяках — очевидно, от укусов или поцелуев высшей степени интенсивности, — был искусно вырисован косой шрам, как от бритвы. Щеки и подбородок были густо набелены, а грудь и плечи испещрены черными полосами до самого низа живота вперемежку с глубокими царапинами, некоторые из коих до сих пор кровоточили.
— О господи!
Савичев развернулся к зеркалу спиной и с трудом повернул затекшую шею, чтобы увидеть себя со спины.
Так и есть: спина представляла собой некое подобие танкодрома во время дождя.
— Ты, похоже, ей понравился, — деликатно ухмыльнулся охранник.
— Хорошенькие сны, — проворчал Савичев, в полушоковом состоянии разглядывая себя сначала в зеркале, а потом и непосредственно. — Мне хоть можно ванну принять, или так и ходить, как ирокез на тропе войны?
— Да отчего ж нельзя, можно, — ответил тот, — только сначала поешь, а то мне влетит, что ты у меня тут некормленый сидишь.
Савичев вспомнил вчерашнее видение в аду, совершенно бессмысленное и лишнее в его размеренной, напряженной и прагматичной жизни. И вздрогнул, подумав, что вот оно — прежнее его существование уходит за взмахом ресниц той…
— У нее не все дома, что ли? — резко оборвал собственные мысли Алексей. Зачем ему эти неврастенические загоны?
— У Юльки-то? — откликнулся амбал, тыча пальцем в принесенный им поднос с едой. — А чего у нее все дома будут, сам подумай: отец умер от передозняка, мать шизофреничка, в психушке сидит. Так что ей вовсе не с чего быть в норме.
— А что же она у Воронина делает? — спросил Савичев, пережевывая пищу.
— Он ее дядя. Ее мать — это его сестра, — охотно откликнулся охранник. — И вообще, Леха, я не знаю, что ты ерепенишься. С тобою хотят заключить взаимовыгодный контракт, а ты встаешь в позу и выдаешь что-то типа «в гробу я видал ваш миллион долларов».
— Тебе-то откуда знать? — довольно нелюбезно проворчал Савичев.
— Я тебе дело говорю, — разглагольствовал охранник, — нечего тебе делать в этом задрипанном «Кристалле». Он же без тебя ничего не стоит, а какой смысл тянуть в гору воз в одиночку, тем более что ни к чему хорошему это не приведет.
