А если нет, тогда она просто великолепная актриса.
Юля оказалась в самом деле достойной последнего определения. Потому что она вернулась, и на ее лице не было написано ни тени тех эмоций, что так сконфузили и смутили Савичева.
Она выглядела суровой и усталой, короткое платье было измято и сильно порвано на левом плече, и клок ткани беспомощно болтался, открывая высокую красивую грудь. Но даже при виде этой груди, еще носящей следы его ласк и поцелуев, Алексею не захотелось продлить пребывание в этой квартире ни на минуту.
— Они что… хотели…
— Хотели, — сказала она холодно, — да не успели. Кобели поганые.
Она разжала кулак, и Алексей увидел в ее ладони связку ключей.
— Они действительно были у Косого. Теперь ты свободен. С Эдиком справишься сам, без меня. Те двое спят крепким сном.
— А ты?
— Что — я? Ты хочешь, чтобы я бежала с тобой? Но зачем?
— Как зачем? — Он не находил слов, чтобы выразить все то, что клокотало в его груди. — Тебе нельзя оставаться здесь. Ты пойдешь со мной.
Она покачала головой:
— Лучше будет, если я останусь. Зачем мне идти с тобой? Я живу в свое удовольствие, у меня все есть, этот жалкий инцидент со снотворным легко списать на тебя, тем более что и я приняла приличную дозу его.
— Господи, зачем? — изумился он.
— Ну а как иначе незаметно подпоить их?
Я еще не вырубилась только потому, что у меня в крови целая россыпь психостимуляторов, — устало вымолвила она и упала на диван. — Через минуту я засну… быть может, навсегда. Кто знает, каково действие всего этого чертова коктейля?
— Мы еще встретимся, — серьезно сказал он и опустил ладонь на ее бледный высокий лоб. На нежном виске едва заметно пульсировала синяя жилка, и он легко коснулся ее пересохшими губами.
— Не надо, Алеша, — ответила она. Он подумал, что сейчас она заплачет, но она не заплакала, а только произнесла:
— Ты иногда вспоминай меня. А почему?.. Почему я не пошла с тобой, тогда все было бы так просто… так просто умереть.
— Что ты говоришь, Юля? — пробормотал он и поразился тому, как жалко прозвучал его голос.
— Я говорю, что думаю… Вот все вы думаете, что такого не бывает… такого не бывает. А я, глупая девочка, я… боюсь сойти с ума от любви к тебе. Я больна, да, Алеша? Ведь это может говорить лишь пси… психически ненормальный человек… да?., да?..
Последние слова она произнесла слабым, затухающим голосом, закрыв глаза, и через минуту глубокое дыхание окончательно убедило его в том, что она крепко спит.
Странная, нелепая, божественная.
Он переложил ключи из ее обмякшей ладони в свой карман, поцеловал ее порозовевшие губы и начал спускаться вниз по лестнице.
— А, хоккеист! — приветствовал его Эдик. — Как самочувствие после Юлиных заморочек?
— Превосходно, — ответил Савичев, поравнявшись с креслом охранника. Эдик с интересом повернул голову, разглядывая его, и в тот же самый миг ударом локтя в основание черепа Савичев вырубил незадачливого охранника.
Потом взял ключи и, быстро подобрав их к замкам, открыл дверь.
Он был свободен, но эта свобода почему-то не доставила ему радости. Он оглянулся на дверь, где оставалась чудная девушка, которой он был обязан всем. Дверь хлопнула…
Глава 9
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОГОНИ
— Смолинцев убит? — воскликнула я. — Но как же так?
— Так же так, — исчерпывающе ответил Климов. — Его застрелили двумя выстрелами.
Но убит не он один.
— А кто еще?
— Двое омоновцев, которые дежурили у палаты Макса. Не уберегли и сами не убереглись.
— Но кто же?
— Его убили задольские, — коротко ответил Климов. — Трупы двоих из этой банды нашли в коридоре больницы. Их опознали. Один из них — Вячеслав Есипов, мелкий киллер, бандит, рэкетир. Второй — Тахир Нагиев, более крупная птица, находится в федеральном розыске. Находился, — с мрачной усмешкой поправился Валера.
— Нагиев? Так ты говоришь, он убит? Тогда все сходится. Потому что я знаю это почтенное лицо кавказской национальности, и весьма неплохо. Он работал на Воронина.
— Ясно. — Климов нервно постучал пальцами по рулю. — Но был и третий. Как утверждает санитарка, именно он, третий, убил Макса и застрелил одного из охранников. Приметы его есть в органах.
— Посмотрим завтра с утра, — сказала я. — Сегодня у нас более важное дело. Где список жильцов этого дома?
Суворов и Мякшев отъехали от дома, где предположительно содержался Савичев, квартала на два, когда у везущего их автомонстра заглох мотор. Ругаясь на чем свет стоит, Сергей попытался было завести его, но, издав серию отвратительных гавкающих звуков, мотор окончательно погрузился в унылое безмолвие.
— А-ат гнида! — процедил Суворов, понуро обходя своего «железного коня», попутно пиная нижними конечностями колеса, крылья, бампер и даже кривую выхлопную трубу, все еще слабо курящуюся ядовитым фимиамом.
И это несмотря на то что производящая выхлопы часть автомобильного организма уже пару минут пребывала в постинфарктном состоянии.
— Вот это гемор, а? — уныло протянул Сергей, вяло скребясь в растрепанной прическе. — Придется толкать.
— Давай толкнем за пагу ящиков водки, — предложил журналист, ожесточенно потирая ручонки.
— Да я не про то, — отмахнулся Суворов, — машину толкать, чтоб завелась.
— Может, сначала по пивку?
— Ну… — глубокомысленно выговорил тот, — пожалуй, можно. Хотя погоди, я же за рулем!
— Какое там!.. — фыркнул Мякшев, возмущенно суча короткими кривыми ногами. — Да один внешний вид твоей машины такой, что хватит, знаешь ли, чтоб у тебя пожизненно пгава отобгали!
— Как права отобрали? — не понял Суворов.
— Атак! Гемней безопасности у т-тебя н-нет? Нет. Гучной тогмоз габотает? Ни хгена подобного. Ну и так далее. Т-так что семь бед — один ответ! Все гавно, если что, папа тебя отмажет!
— Ага, — рассудил Суворов, с трудом расшифровывая бормотание журналиста. — Папа отмажет? А так бы надо права пожизненно отобрать?
— В-вот именно, — проквакал тот.
Благополучно освоив чудеса мякшевской дикции, Суворов приобрел в ближайшем ларьке несколько бутылок и банок пива, и было вынесено решение их распить.
Решение незамедлительно было принято к исполнению.
Однако через пятнадцать минут непринужденной беседы выяснилось, что спиртной запас катастрофическим образом скатился до нуля.
