Она пока поживет в твоей… то есть в той квартире, где ты сейчас находишься. Ну, до свидания, сынок.
— Какой я тебе, к черту, сынок? — рявкнул взбешенный спокойным и поучительным тоном босса мафии Савичев, но тот уже бросил трубку. — Едем!
— Я с тобой, — воскликнула Юля, цепляясь за руку Савичева, — я должна…
— Сиди здесь, — грубо одернул ее тот, — я поеду один!
— Не дури, Леша, — сказала я, — я с тобой.
Климов не сказал ничего, но с упрямым выражением на лице пристроился нам в хвост.
Савичев глянул на него, но тоже промолчал, очевидно, выражая согласие с действиями своего Друга.
Суворов перестал говорить по телефону и смерил нас пристальным неодобрительным взглядом.
— Все будет хорошо, — коротко бросил ему Савичев, — я знаю, что ты хочешь сказать, но я гарантирую: все будет хорошо. Ладно?
— Осторожно, ребята, — серьезно сказал президент клуба, — там, в «Братиславе», сидит группа ОМОНа и поджидает Башкова. Я звонил им и сообщил номер Конышева, так что они, возможно, уже действуют. Птички не улетят.
— Какие еще птички? — тоном глубокого презрения выговорила Юля. — Разве вашим мусорским костоломам понять, куда улетают кондоры?
— Девочка прониклась мелкоуголовной романтикой, — с сожалением выговорил Суворов, — не надо читать так много детективов из серии «Черная кошка».
Юля передернула плечами.
В «Братиславе» мы были через пять минут.
Бешеная гонка по ночному городу, а напоследок, почти зажмурив глаза — резкий поворот на автостоянку, взблеск фар и тьма, которую разгоняет лишь легкое облако света из полуоткрытой дверцы «Ауди», — и мы уже стоим на пороге лучшего отеля города и жадно смотрим в ярко освещенный вестибюль, яростно подавляя неотступное желание ворваться, разорвать липкий покой полуночного безмолвия криком или выстрелом…
Вместо этого мы тихо вошли и тут же наткнулись на троих молодцов в форме ОМОНа.
— Я Татьяна Иванова, частный детектив, — представилась я, — а это Алексей Савичев и Валерий Климов из «Кристалла».
— Да, проходите, нас предупредили, — сказал один из них, — майор ждет вас.
И он сообщил нам номер, где проживал Воронин.
— Поздно, — сказал нам майор ОМОНа, — я уже доложил Александру Ивановичу, что Башков, Конышев и Конышева не обнаружены. Да и как тут работать, если мы не знаем, как хотя бы выглядит этот Кондор.
— Никого? — воскликнула я.
— Конышев вообще не зарегистрирован ни в «Братиславе», ни в любой другой гостинице города.
— Под другой фамилией?
— Вот и ищи иголку в стоге сена, — пожал плечами майор.
— М-да-а-а… — протянула я. — Значит, никого?
— Почему же? Гражданина Савичева ждет какая-то девушка.
— Наташа? — воскликнул он, изменясь в лице.
— Если не ошибаюсь, ее зовут именно так.
Да вот и она сама.
Из комнаты вышла высокая темноволосая девушка с бледным, усталым лицом и потухшими большими глазами — очень красивого разреза и приятного светло-синего оттенка. Увидев Савичева, она не переменилась в лице и не бросилась к нему на шею, а лишь слабо улыбнулась и произнесла:
— Алеша.
Савичев невольно выругался матом, но случайное словечко было тут же забыто в потоке нежности, который буквально затопил Наташу, когда Алексей подошел к ней и обнял — решительно, безоглядно, страстно.
— Они уехали все, — произнесла Наташа, — Олег, Анна Сергеевна, Иван Всеволодович. Я знаю, ты простишь меня.
— Конечно, — пробормотал он, — конечно, я прощу тебя.
— Все это замечательно, — подойдя к идиллически обнявшейся парочке, сказала я, — но мы теряем время.
— Напротив, — сказал Савичев, — у нас его очень много. А если ты говоришь о том, что мы могли бы потратить время на погоню за Кондором, так это напрасно. Сегодня.
— Мы все равно достанем его, — процедил Климов. — И твоего милого братца тоже.
— Он мне не брат, — коротко ответила Наташа, — но все равно… вы уже не найдете его.
Ни моего брата, ни Алешиного отца.
— Какого еще отца? — изумилась я.
— Ивана Всеволодовича, конечно.
— Конышева?!
— Да какой он, к черту, Конышев? — махнула рукой Наташа. — Савичев он, Иван Всеволодович.
На лице Алексея медленно, как кровь по белой рубахе, расползалось невыразимое, жуткое, слепое потрясение. По глазам Наташи, по ее бледному, серьезному лицу он мгновенно понял, что это — то, что она сказала ему, — не может быть ложью.
— Но он же умер, — пролепетал он, цепенея. — Он погиб в Афгане.
— Анна Сергеевна скрывала от тебя, — медленно выговорила Наташа, — он не погиб, он попал в тюрьму. А потом вышел. Она тоже думала, что…
— Но почему?.. — с отчаянием выкрикнул он. — Почему я не знал?..
— Когда-нибудь она сама скажет тебе об этом.
— А я еще говорил ему, что он — как фальшивый герой мексиканского телесериала про мыло и сопли. И все это оказалось правдой, — прошептал Савичев. — О господи!
Он прижал Наташу к себе, бормоча что-то под нос, и вдруг воскликнул:
— Тогда что же это?.. Юля моя сестра?
— Какая Юля? — проговорила Наташа, и лицо ее потемнело. — Ах, эта?.. Значит, ты с ней…
— Молчи, — серьезно сказал Савичев и поцеловал ее в губы, — молчи, я тебя ненавижу.
И он положил свою голову ей на плечо и долго стоял так…
Из номера этажом выше вышел мужчина и с ним женщина в сером костюме.
— А что, не хочется уезжать, Аня? — спросил он.
— Все так глупо… не как у людей. Я боюсь тебя, Ваня. Ты страшный. Но еще больше я боюсь потерять тебя.
— Это не я страшный. Страшен тот мир, в котором мы живем. И только так, встав над ним, можно прожить.
ЭПИЛОГ
Как это ни странно, встречей Савичева и Наташи и отъездом Конышева и его жены дело не закончилось. Так, второго апреля в пять часов утра был убит в больнице Вадим Николаевич Воронин. Как бы то ни было, но скверная история, начавшаяся тридцатого марта, продолжалась и раскручивалась. Естественное ее завершение произошло 3 апреля на решающем матче «Кристалла» и «Сатурна».
На матч я, разумеется, пошла, хотя, конечно, дело это совсем не женское. Но уж очень просили Савичев, Климов и иже с ними, да и я сама, признаться, не прочь была стать свидетелем того, как закончится противостояние, которое стоило мне немалых трудов и нервов.
