Лишней крови у Жересара не было, потому он рванулся к своему телу, дабы встретить супостата ударом, дробящим кости «пациента».
В юности Жересар был завсегдатаем трактиров и отличался буйным нравом и огромной силой. Нрав с годами у него смягчился, а вот сила никуда не делась, и, возможно, став массивнее, чем в юности, он сделался еще сильнее.
Вдруг Жересара посетила новая мысль, и, не заняв свое тело, он бросился к убийце, крадущемуся в пяти шагах от предполагаемой жертвы. Вернее, так: не бросился, а мгновенно переместился, да не просто переместился, а нырнул в тело противника, помня, как до того легко прошел через кирпичную стену.
Дело в том, что, когда Жересар проплывал через кирпич, у него возникло странное ощущение — он как будто чувствовал этот кирпич, ощущал его неровности, шероховатости, структуру искусственного камня, ощущал его «руками», невидимыми руками. И если он ощущал эти шероховатости, так почему тогда не мог воздействовать на тот объект, который «пощупал»? Может, конечно, не то время, чтобы ставить эксперименты, но у него есть несколько секунд, и, пока враг нерешительно крадется к телу, можно попробовать испытать свои возможности.
Лекарь и сам не знал, что он собирается сделать. Остановить врага? Наказать его за подлые намерения? Испытать свои силы? Вероятно — все сразу.
Внутри человека должно было быть темно, но Жересар видел все как днем — красную плоть, пропитанную живительными соками, мышцы, передвигающие тело хозяина туда, куда он пожелает, белые кости и все, что может «увидеть» душа лекаря, пробравшаяся в чужой организм. Мускулистый мешочек сердца бился часто, так часто, что казалось — сейчас он разорвется, проталкивая кровь по сосудам. Опытный глаз лекаря сразу увидел и язву желудка, грозившую прорвать его стенки насквозь, и увеличенную печень — результат неумеренного употребления дурного вина, и язву на кишке, которая должна доставлять много неприятных ощущений.
Лекарь протянул невидимую руку и сжал сердце мужчины, ощутив, как бьется этот теплый, гладкий комок плоти, а затем рванул его, опуская вниз, в полость живота, обрывая сосуды, как гнилые веревочки.
Человек еще не понял, что он умер, — резкая боль, схватился за грудь… Убийца умер так же верно, как если бы ему отрубили голову. Он упал возле ног тела Жересара и больше не шевелился.
Жересар-дух вышел из тела разбойника, удовлетворенный полученным эффектом. Совесть его не мучила. Этот человек с ножом знал, на что шел. Жересар-дух мгновенно переместился туда, где затаились сообщники убийцы, пославшие его на смерть. Секунда! И лекарь в теле следующего противника. Рывок! И еще один захрипел, падая на пол.
За пять секунд лекарь расправился с тремя заговорщиками, остановив их сердца. Поднялся к потолку, посмотрел сверху — в темнице мало что изменилось. Кто-то спал, кто-то разговаривал о своем, собравшись в кучку и не обращая внимания на остальных. Смерть убийцы и его товарищей, возможно, и привлекла внимание, но окружающие предпочли сделать вид, что ничего не видели. Так-то оно вернее… много знаний — много скорби.
Жересар вернулся в свое тело, втянувшись в него, как дым очага втягивается в трубу дымохода. Его волновало, сможет ли он восстановить контроль над телом, но все прошло нормально. Только подумал о том, чтобы двинуть руками и ногами, как что-то будто щелкнуло, зазвенело струной, и лекарь ощутил боль в отбитых ребрах и разбитой голове.
Впрочем, боль была уже не сильной, словно повреждения получены день-два назад и остались лишь синяки.
Подвигав конечностями, он облегченно вздохнул и замер, прикрыв глаза. Он был хорошим лекарем, просто великолепным, и последние события в его жизни не смогли выбить знания о лекарском деле и искоренить научный подход к делу. И теперь Жересар пытался сообразить: что же такое с ним случилось?
После получасовых размышлений пришел к выводу: теперь он умеет убивать, не двигаясь с места, и для него не служат преградой ни стены, ни земля, ни стальная броня. И первым желанием Жересара было оказаться там, где сидят люди из Совета, пощупать их грязные сердца! Увы, теперь он был в полутора тысяч ли от негодяев и не мог достать подлецов.
Лекарь даже застонал от разочарования — ну почему, почему умение проявилось только сейчас, а не тогда, когда он был в столице?!
Впрочем, еще полчаса размышления дали понимание — он не всесилен. Да, против него теперь нет защиты, нет укрытия. Если только не отойти на сто шагов. А еще — он не может убить толпу одним движением руки. Только по одному-два человека в секунду, и его тело при этом совершенно беззащитно — делай что хочешь. А вот что с ним будет, если уничтожить тело, Жересар не знал. Скорее всего, после смерти тела демон унесет его душу в преисподнюю, и лекарю пока не хотелось на тот свет. Не все дела завершены. Успеется в иной мир. Не все сердца подержал в руках.
Жересар не хотел думать о переменах, произошедших с его сознанием, — почему тайное убийство теперь не кажется противным и подлым делом? Почему он так холодно воспринимает смерть людей, пусть и негодяев, — словно он сорвал травинку, а не вырвал сердце у человека? Да, в глубине души лекарь осознавал — это ненормально. Это странно и страшно. Но загонял мысль глубоко, совсем глубоко, туда, где сидел демон, слившийся с его душой.
Через два часа загремели засовы дверей, зашумели, загомонили узники, выстраиваясь в очередь, — у всех в руках были плошки из глины, деревянные ложки, и люди оживленно переговаривались, предвкушая долгожданный ужин.
Похоже, что передачи с воли здесь были не приняты, — за все то время, что лекарь сидел в темнице, он не заметил, чтобы кто-то здесь ел или пил. Поел раз в сутки того, что выдадут тюремщики, — и хватит. Впрочем, какая разница, что тут не принято? Сейчас-нужно что-то поесть — организм требует.
Жересар встал, оттолкнувшись рукой от грязного пола, — рука тут же вляпалась во что-то скользкое, и он с отвращением вытер ладонь о стену, оставив широкий красный мазок.
Перешагнул через труп убийцы, так и лежащий на полу, и пошел к очереди, выстроившейся возле входа. В голове очереди уже началась раздача еды — мужчина лет пятидесяти, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие отметины-шрамы, большим черпаком доставал из котла на колесиках липкую белую массу с темными вкраплениями и шлепал ее в подставленные плошки. Туда же бросал ломоть темного хлеба, а из другого котла черпал пахнущий пряной травой отвар, переливая его в кружку заключенного.
Лекарь подошел к началу очереди, оттеснил плечом первого, кто стоял с пустой плошкой, и не обратил внимания на его злобное ворчание. Раздатчик налил отвара парню впереди и, опустив черпак, поднял глаза на Жересара:
— Ты кто? Когда прибыл?
— Он первый день здесь! — крикнул кто-то сзади. — К полудню его привезли, с базара! От Девада!
— Первый день? — хмыкнул черпальщик. — В первый день еды не положено. Завтра я принесу тебе чашку и кружку. Если раньше не осудят.
— Осудят, — хмыкнул стражник позади черпальщика. — Завтра его в суд поведут. Девад на него сильно зол. Парень челюсть сломал его брату, шум устроил на рынке. Могут и повесить.
