Челюсть Нилока, выступавшая вперед на его лошадином черепе, раскрылась, и стали видны его слишком странные и слишком длинные, даже для такого создания, зубы. Кажется, он так улыбался.
— Что за имущество своего хозяина ты так прилежно охраняешь?
Он сделал шаг вперед, его ноги поскрипывали, когда кости терлись друг о друга.
— Что же может быть настолько ценно, чтобы рискнуть спрятать это от любимого вами Нилока? А?
Еще один шаг вперед, пока скрипящее существо не оказалось всего в паре сантиметров от клетки, где я, согнувшись, сидел с остальными запуганными пленниками. Рипраш начал подниматься, но Нилок повернулся к нему.
— Ты не будешь возражать против моей инспекции? Это важное дело, раб. Души ссылали в темную пропасть и за менее серьезные проступки, — его мелодичный голос становился все громче. — Ты же не будешь мешать Комиссару Нилоку выполнять его обязанности?
На мгновение, вопреки всему здравому смыслу, я молился, чтобы Рипраш сделал что-то ненормальное: побежал, закричал, вдарил Комиссара по его костлявому лицу, поднял бы любой шум, лишь бы мы с Гобом успели сбежать. Но потом я вспомнил, что мы находились в клетке. Даже если бы они сожгли всю лавку дотла, мы бы никуда не делись.
Глубоко из груди Рипраша раздалось недовольное урчание, но он не промолвил ни слова. Он наклонил свою большую голову и остался стоять, преклонив одно колено.
— Конечно нет, Лорд Комиссар. Наша лавка — ваша лавка.
— О, как мило, — Нилок сплюнул что-то на землю. — Тогда все отлично. Я просто подойду и взгляну поближе вот на этих, ладно?
И он подошел, распространяя запах смерти и уксуса.
ИНТЕРЛЮДИЯ
— Ты никогда мне не рассказывала, как вы развлекаетесь в Аду.
Она перевернулась и закурила.
— И вряд ли расскажу. Да и тебе ведь все равно нет до этого дела. Ты просто хочешь услышать что-нибудь жуткое. Но это не жутко. Не всегда, по крайней мере. И не всё.
— Эй! Спокойнее, моя Графиня. Честно, мне просто интересно. Я любопытный парень.
Она глянула на меня через плечо. Я не мог понять, готова ли она снова заговорить со мной по-доброму. В этом и была ее странность, насколько я понимал. Под идеальной поверхностью невозмутимости скрывалась ранимая девушка. Говорят, именно по этой причине у кошек так часто бывают гнойные раны — кожа заживает быстро, скрывая под собой зараженный порез. В этом смысле Каз и напоминала кошку.
И все же она выглядела чертовски мило, когда вытягивалась, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу; от одного ее взгляда я хотел снова наброситься на нее. Но даже ангелу нужно время, чтобы немного восстановить силы, так что я просто погладил ее по бедру, наклонился вперед и поцеловал ее холодную кожу.
— Ладно, тогда я спрошу тебя, — сказала она. — Как вы веселитесь в Раю?
Я засмеялся, но потом задумался и понял, что мне особо нечего рассказать. Рай полон многих вещей, но в их число не входит веселье.
— Трудно объяснить. Это очень счастливое место, но счастливое не по собственному желанию.
— Вас вынуждают быть счастливыми?
— Что-то вроде того. Хотя нет, это устроено примерно так: представь, что ты живешь возле заведения, где готовят потрясное барбекю, и от одного только запаха еды ты все время чувствуешь себя голодным.
— Такое не сработало бы в Аду, Бобби, — сказала она, выпуская густые облачка дыма, которые рассеивались в лопастях потолочного вентилятора. — Мы вполне привыкли к запаху жареного мяса.
— Ладно. Но ты понимаешь, что я имею в виду? Не то чтобы в Раю мы превращаемся в каких-то зомби, просто… ну, находясь там, ты сразу становишься радостным.
— Ну надо же, как бредово все это звучит, крылатый. Радостным? Так люди говорят о своих ощущениях во время церковной службы.
— Слушай, не заставляй меня защищать Рай. Я все-таки не их любимчик. — Я протянул руку и нежно ущипнул ее розовый сосок. Она слегка заворчала, но это было очень мило. — В смысле, ты же не думаешь, что они бы это одобрили? Что они одобрили бы нас?
Каз шлепнула меня по руке прежде, чем я смог снова ущипнуть ее.
— Не уходи от темы! Ты спросил, как мы развлекаемся в Аду. Я спрашиваю тебя, как вы веселитесь в Раю.
— В основном стараемся вернуться назад. Как можно скорее.
Она недовольно посмотрела на меня.
— Да ладно тебе. Я видела, что ты иногда выпиваешь. Ты же не имеешь ничего против легкого забытья. В чем тогда разница?
— В том, что, напиваясь в баре, я делаю свой собственный выбор. Упиваться блаженством в Раю, куда я попадаю лишь потому, что меня вызвали, — это совсем другое.
— Не знаю, — сказала она, нахмурившись. — Мне трудно посочувствовать тому, что тебя заставляют чувствовать себя счастливым против твоей воли. Я имею в виду, по сравнению с некоторыми вещами, которые я видела — типа, как людей, вовремя не поклонившихся кому надо, заживо пожирают изнутри зубастые черви, — по сравнению с этим, все не так уж плохо. — Она покачала головой. — Черт, я видела кое-что и похуже в Польше в Средние века. По воскресеньям в церкви.
Мне пришлось признать, что это был безнадежный спор. Конечно, я не мог донести до нее мысль о том, что именно так меня беспокоило в Раю. Это было будто из серии тех приколов в Интернете — Проблемы первого мира. Только это была Проблема высшего мира.
— Видишь, — сказала она, потом протянула руку и ущипнула меня совсем в другом месте и намного сильнее (но все равно по-доброму), — я заставляю тебя чувствовать себя счастливым против твоей воли. На меня ты тоже будешь жаловаться? Бороться за свои права? Да ты просто бунтарь, Бобби!
Потом она нежно взяла мой член губами, а в подобных спорах это вряд ли помогает сконцентрироваться. Она обхватила его ртом. Очень-очень холодно, потом очень тепло.
Обычно я не люблю, когда надо мной смеются. Я сам предпочитаю смеяться над другими, может, потому что я полный придурок, но я решил, что в этот раз могу и сдаться, но только ради познавательного опыта.
Глава 15
РИПРАШ
Я мог лишь беспомощно наблюдать за тем, как Комиссар Нилок подходит к клетке. Он шаркал своими тощими ногами по земле, будто ветер разметал опавшие листья, и осматривал толпу проклятых душ своими бесчувственными глазами, напоминавшими две красные сияющие кнопки. Если я скажу вам, что мог чувствовать его запах даже среди всего зловония рабской клетки посреди Ада, то вы поймете, насколько сильно он пах, будто смесь сладостей и гнилого мяса, будто цветок-паразит, завлекающий мух в свою ловушку. Я изо всех сил сдерживал тошноту и, кажется, немного рыгнул, что, по-видимому, и привлекло его внимание. Меня почти полностью закрывали тела рабов, сидевших у решеток клетки, но эти крошечные глазки вдруг замерли на мне, и он подошел ближе. Его запах накрыл меня тошнотворной волной, а потом он раскрыл свой странный рот, и все стало еще хуже.
