Я точно знал, что в такое место, как Шато Машкуль, не стоит идти пешком. Передвигаться в Аду на своих собственных копытцах означает вовсю заявить, что ты беден, как мышь, и не прочь стать обедом для любого существа, которое стоит выше тебя в пищевой цепочке. Так что я взял такси, нечто вроде пыхтящего парового краба на огромных гребенчатых колесах, который довез меня до угла улицы Торквемада
[59]
и авеню Ранавалуна,
[60]
что в квартале Тамбрел — богатом местечке, куда любовники и любовницы знатных демонов ходили за покупками. И правда, все демоны и проклятые, которых я там встретил, были либо невероятно и странно красивы, либо каким-то образом сексуально деформированы.
Наблюдая за адскими красавцами, проходящими мимо по одному или по двое и по трое, я вдруг подумал, была ли привлекательная внешность Каз ее собственным выбором или же желанием Элигора. Конечно, у знатных жителей Ада была особая прихоть — выглядеть очень по-человечески. Я заметил это в обществе Веры, а здесь видел это еще отчетливее: представители высшего света Пандемониума глазели на витрины и вели частные беседы в местах, которые здесь считались маленькими элитными ресторанами. Я говорю «считались», потому что на Земле даже оголодавший бедняк не стал бы есть помои, которые они предлагают. Неважно, насколько вы богаты, просто в Аду не получится сделать вкусную еду — ведь в Аду не может быть вкусно. Проще простого. На вид это прекрасное вино и французская кухня, а на вкус — лишь уксус и пепел. Откровенно противным вкусом не славились лишь вездесущие асфодели, еда мертвецов, но эти цветы были пресными, будто гавайское блюдо пои.
[61]
Шато Машкуль снаружи ничем не отличалось от маленьких и дорогих магазинчиков, окружавших его; с одной стороны находилась ювелирная лавка, с другой же был магазин мужской одежды, где продавали костюмы, настолько узкие и остроконечные, что любое движение в них было болезненным и, вероятно, опасным. Старинные здания из глиняных кирпичей были украшены навесами, ящиками для цветов и гирляндами, причем электрическими, ведь в Пандемониуме наличие электрического света в доме было признаком богатства. Уверен, получали его с помощью каких-нибудь изощренных мучений.
Дверь магазина была закрыта. Я постучал, и спустя мгновение дверь открылась, но внутри никого не было.
Магазин был полон тканей, они свисали с потолка огромными полотнами или лежали в нише, скатанные в рулоны; в помещении оставался лишь узкий проход среди всего обилия материала. Вокруг стояли безголовые манекены портного — то есть я надеюсь, что это были именно манекены, — но я не увидел ни покупателей, ни мастера, ни демонов-продавцов.
— Есть тут кто?
Я пошел дальше в глубь магазина, держа руку возле кармана, в котором лежал приобретенный на Ночном рынке нож. С каждой секундой это становилось все больше похоже на ловушку, прямо как в фильмах про итальянскую мафию, когда парень на секунду поднимает глаза от своих спагетти и видит, что в ресторане никого не осталось. Когда я почувствовал легкое касание руки на моем плече, я обернулся, вытащив нож, и был готов разрубить на хрен того, кто поджидал меня здесь. Но, конечно, я не смог. Потому что это была она.
Она, естественно, не была так же во мне уверена, ведь в прошлую нашу встречу на Земле я выглядел совсем иначе — но она не отвела взгляда и даже не вздрогнула.
— Бобби?..
Я едва смог ответить:
— Да, Каз.
— Ты просто придурок! — и с этими словами она ударила меня. Прямо по лицу. Я чуть не упал. При каждой встрече с этой женщиной все заканчивалось тем, что она выбивала из меня все дерьмо. Поверьте, я не такими представлял себе идеальные отношения.
— Ай! Какого хрена ты вытворяешь? — возмутился я, зажимая нос, чтобы кровь не вытекла на мою новую одежду, но через мгновение она уже прижималась ко мне, и мы оба оказались заляпаны моей кровью. Все это казалось нереальным. Спустя все это время…
— Почему ты всегда бьешь меня? — пробормотал я, прижавшись губами к ее губам, от чего это прозвучало так, будто я говорил на «поросячьей латыни».
[62]
— Тебе не стоило приходить сюда! Не стоило! — Она отвернулась от меня. По ее щекам потекли слезы, похожие на замерзшие сверкающие блестки. — Тебя убьют, Бобби. Ты ничем не сможешь помочь мне, так что лучше отправляйся домой, пока он не поймал тебя.
Но несмотря на эти слова, она крепко обнимала меня. Я уже успел расстегнуть лиф ее платья и опустить его вниз, чтобы добраться до ее набухших сосков. Если бы я мог, то взял бы в рот сразу оба, но приходилось делать это по очереди.
— Не надо, — стонала она, но тут же задирала мою рубашку, пока я посасывал ее грудь, впивалась в мою кожу, будто стараясь слиться со мной, пройти сквозь меня, как сквозь дверь, и хотя она все еще злилась, все еще плакала от отчаяния и страха, она ни разу не оттолкнула меня. Ее голод был так же силен. Я же, видя свои странные серые руки демона на ее белой коже, вдруг почувствовал, что могу как-то запятнать ее, что это чужое тело было предательским и неверным, но, казалось, Каз это вовсе не волновало. Через пару мгновений меня это тоже перестало беспокоить. В конце концов, в этом теле была моя душа, а моей душе нужно было лишь одно — Казимира, графиня Холодные Руки. Сейчас это и быломое настоящее тело, и когда это странное ощущение прошло, больше я его уже не чувствовал.
Полураздетые, мы упали на застеленный коврами пол, разбрасывая свои одеяния; нашей единственной целью было забыться друг в друге. В тот момент все, через что я прошел, все, что до сих пор стояло у меня перед глазами — предательство, мучения, смерть, — все это исчезло. Я даже не задумался о том, что заниматься любовью в одном из самых популярных бутиков Ада — не очень-то благоразумно, потому что в тот момент ничто не существовало, кроме нас двоих, разлученных, но не разлучившихся, все еще пылающих любовью друг к другу Неважно, в Аду или на Земле, но если вы чувствовали подобное, то поймете. Мы создавали храм из пота, кожи и сдавленных криков в самом худшем месте, которое только можно представить, и здесь не было никого, кроме нас.
Мы уже не заботились об одежде, сняв достаточно, чтобы я мог забраться на нее и войти. Как оказалось, реакции тела демона несильно отличались от моего земного обличья. Думаю, ученые все же правы: секс в основном у нас в голове.
Каз вздыхала, ее ногти впивались в мою толстую кожу, словно лезвия острых ножей — десять ударов за раз, — но это лишь еще больше сводило меня с ума, будто дикого зверя. Я прижимался лицом к ее лицу, вдыхая ее запах безумными глотками, а она сжимала меня бедрами, пуская в свой внутренний жар мимо прохладных лепестков. Она стонала, и я тоже. Мы двигались так неистово, стараясь достичь невозможной полноты нашего слияния, что наталкивались на что-то на полу, на ножки стола, на манекены портного, сбивали мелочи на пол, пока, должно быть, не стали выглядеть, словно двое проклятых в гонке Ликеона, которые пытаются уничтожить друг друга на кровавом песке арены Цирка Коммода.
