Но волшебной форсунки у Васьки не было, поэтому она кипела и, чтобы хоть как–то выплеснуть злость, взялась наводить порядок. Свирепо гремела горшками и сковородками, шлепала мокрой тряпкой по всем поверхностям, драила пол с таким остервенением, словно хотела соскоблить верхний слой дерева с половиц. Ну и, конечно, за всем этим бурным припадком трудового энтузиазма, забыла про тушащийся на плите кэлахай и спалила его так, что одна сторона обуглилась до черноты. Твою ж мать! Ну как так можно?
А все потому, что дэйн ей нравился, более того… о–о–очень нравился. Он был такой мрачный, такой немногословный, такой загадочный, но при этом совершенно по–детски любил сладкое. Казался душкой… а оказался с душком.
— Тьфу. Мужики. Одна морока от вас, — бурчала Васька, выскабливая в ведро сгоревший кэлахай.
И тут дернули нечистыя заглянуть на кухню Багоя… Мало того заглянуть, так еще и недовольно проворчать что–то о том, что они тут готовят для людей, а не для помойки.
Зря он это. Потому что следом за кэлахаем в мусор полетела сковорода, а Василиса, вооруженная грязной деревянной лопаткой прыгнула к корчмарю и зашипела, помахивая в такт словам своим, несомненно, грозным оружием:
— Вот скажи мне, Багой. Тебе заняться нечем? У тебя дел нет? Ты мне месяц обещаешь печь на улице поставить! Я у тебя две седмицы не могу пряностей допроситься! А где новые сковородки? Дымоход когда отремонтирован будет? Я когда готовлю, так либо дверь нараспашку открываю, либо окна! Я тут стряпать нанималась, а не угореть! А ступеньки в погреб, все прогнившие, ты чинить собираешься, или ждешь, пока я шею сломаю? А…
— Все, все, все… Я понял! — с этими словами харчевник испарился с кухни и даже дверь захлопнул.
Уф… Ну и девка. Прям ведьма какая–то.
И ведь шел по делу! Ведь по делу шел! Взгреть ее хотел за то, что пускает в корчму всех кого ни поподя, да еще устраивает на постой. Бесплатно! В его комнатах! Сдурела она что ль?
Но после выступления стряпухи, корчмарь решил — ну его к лешему, пусть живет. Вроде постоялец не хлопотный. Да и не наест много. Эх. По миру пойдешь с этой дурковатой… Но как готовит! Готовит–то как!
Васька же, выплеснув гнев на несчастного работодателя, подобрела. Ладно, чего уж там. Мужики. Что с них взять, кроме анализов? Хуже детей, ей–богу…
Вечером девушка заглянула к Зарии. Багой определил ту в первую комнату справа, рядом с комнатой Васьки, которую от щедрот своих (и с целью банально подлизаться) выдал стряпухе взамен убогой коморки под лестницей.
Чернушка сидела на краешке кровати и с удивлением рассматривала свои руки. Длинная челка, как обычно, занавешивала глаза.
— Не знаю, что теперь делать, — глухо сказала девушка, когда Василиса плюхнулась рядом с ней.
— Ну… сперва одеться по–людски. Отъесться. А там посмотрим, — стряпуха, не церемонясь, скинула лыковые башмаки и забралась на постель с ногами.
— Он же муж… — робко напомнила Зария, все еще оглядывая свои ладони.
— Вернуть его тебе, что ли?
Несчастная разведенка застыла, а потом испуганно замотала головой.
— Ну, так чего тогда? — Лиска вытянулась поверх одеяла, давая отдых уставшей за день спине, и зевнула.
— Я… просто… — ее собеседница не могла объяснить.
Да и как объяснишь этой странной, беспечной и сильной девушке, которая привыкла сама за себя отвечать, что ей — Зари — приказывали всю ее сознательную жизнь? Помыкали с рождения. А теперь, вдруг… делать это стало некому. И как ей жить? Она не умеет быть свободной! Не умеет принимать решения, настаивать, спорить… Она просто не сможет жить среди обычных людей. Ей этого не дано.
Каким–то непостижимым образом Василиса все поняла. Все ее сомнения, все терзания и опасения. Просто она слишком хорошо помнила, как растерялась ее мамть после того, как от них ушел отец. Она зависела от него, и когда он исчез, оставив после себя лишь пустой шкаф, и эту пресловутую зависимость, начала пить. Он не был таким уж хорошим мужем или отцом, от его ухода мир не перевернулся, а вот, поди ж ты…
— Научишься, — отрезала Васька, закрывая глаза. Помолчала. И добавила: — А я с дэйном поругалась. Теперь ты его обслуживаешь. Уж извини. Но морду эту видеть больше не хочу.
Зария бросила на собеседницу быстрый пронзительный взгляд и вздохнула.
* * *
Нечаянный постоялец "Кабаньего Пятака" проспал весь день и всю ночь. По чести сказать, стряпуха вообще забыла про него, и поэтому даже споткнулась, когда увидела мужчину, спускающегося с лестницы.
Он был похож и в тоже время не похож на Дэйна. Девушка застыла, пытаясь понять разницу. Что же не так? Чем они отличаются? Нет, дело не в чертах лица, которые у одного были мягче, чем у другого, не в седине… Так в чем же? Грехобор посмотрел на нее, поднял руки перед собой, и девушка впервые заметила, что на его ладонях отсутствуют мизинцы. Судя по всему, пальцы просто… отрубили.
Неужто это и была та самая кара Богов, про которую говорил Дэйн? Васька в богов не верила. Чего толку возносить мольбы кому–то невидимому с просьбой помочь тебе решить проблемы? Надо — сама решай. Но здесь все иначе.
Василиса подошла к мужчине. Ох, красив! И грудь широкая, и ноги… ох, какие шикарные ноги. Тьфу! Глаза. Надо смотреть в глаза. И вот, глядя на страшного и ужасного, по словам дэйна, мага, Васька вдруг поняла, что у нее возникла проблема. Потому что впервые в жизни лицо мужчины нравилось девушке больше, чем его ноги. И почему ей показалось, что они с дэйном похожи? Да и вообще, как она его раньше–то не разглядела? Тьфу, оказия. Мысленно дав себе пощечину и пинок под мягкое место, Василиса приветливо улыбнулась:
— Проснулся? Позавтракаешь?
А про себя думала — надо же, как меняют человека еда и отдых… Вчера ведь вообще ей не глянулся, за исключением ног. Да и казался старик–стариком… И, вон, как все оказалось. Что ж, может и Зарию удастся до ума довести.
Мужчина тем временем кивнул, медленно опуская руки. На его лице царило выражение покоя и какая–то… обреченность? Васька не поняла. Мужчина–загадка…
Она проводила его на то же место, что он выбрал вчера, смахнула со стола крошки, оставленные предыдущим посетителем, и направилась за завтраком, не уточняя даже, чего именно ему бы хотелось. Видно было — съест все…
Неся поднос с тарелками, кухарка замедлила шаг, обнаружив, что рядом с Грехобором сидит… дэйн. Вот ведь, кому не пропасть. Притащился, окаянный! Ну и пусть сидит. Здороваться еще с ним.
Мужчины негромко разговаривали, и девушка вздохнула. Может, помирятся? Сама–то она с дэйном дружбу водить не собиралась. Пока. Ну не любила, когда ей приказывали, да еще в таком тоне, да еще малознакомые люди.
— И сколько осталось? — дэйн словно не заметил ее появления, буравя взглядом Грехобора.
— До полудня, — спокойно ответил тот.
