Он вздохнул и, поцеловав Евдокию в макушку, произнес с укоризной:
— Я тебя совсем заговорил.
— Нет. Просто… как-то неправильно это. Там ведь опасно.
— Опасно.
— Но ты…
— Говорю же, братья есть, если бы со мной что-нибудь приключилось, то титул получил бы Велеслав…
— Я не о том. — Евдокия мягко провела пальцами по щеке. Колючий. Щетина светлая, мягкая, а за ухом очередной шрам прячется.
И Лихослав, отвечая на незаданный вопрос, сказал:
— Двоедушник задел. Тот мой сослуживец, о котором я говорил… порой такое случается с теми, кто давно… он был хорошим парнем, и никто не заметил, когда попустился. Может, когда перестала чужая смерть пугать, а может, когда стал искать веселья, выходить не за добычей, а развлечения ради. Услышал однажды свирельку… бывает, что на рассвете будто бы на свирели играют, хорошо, с переливами… а потом смех… и если угадать, в какой стороне, то можно черноцветника собрать. Наши и слушали. А этого вдруг перекроило. Закричал. За саблю схватился… глаза кровью затянуло, и лицо… как у двоедушника. Я ближе всех стоял…
— Он тебя…
— Задел слегка, не страшно. Демоны с саблей не очень-то хорошо управляются. А колдовать человеческое тело непривычное. Мне повезло, что двоедушник молодым был, неосвоившимся…
Повезло.
И сколько раз за эти десять лет ему везло? День ото дня, год от года…
…на Серые земли на вечное поселение отправляют должников, разом долг списывая и выдавая на обустройство двадцать злотней.
…шлют каторжан из числа разбойников и душегубов, этих — в кандалах на рудники, где добывают каменный жемчуг…
…едут туда сами охотники за золотом, бегут в надежде оседлать удачу, не думая, сколь долго в седле продержатся.
— Я о том говорила, — Евдокия не убрала руку, — ты, получается, зарабатывал, а семья твоя тратила? И никто не пытался…
— Пытались. Мой старший братец, ему давно уже долю в наследстве выделили, неплохо вложился. Он и отцу предлагал, но… они друг друга недолюбливают. Главное, у Себастьяна свой доход имеется от акций… Яцек, младший наш, рвался в Серый полк, но…
— Ты не позволил.
— Да.
…а теперь случилось что-то, что заставило Лихослава уйти; и ручеек золота, питавший княжеский род, иссяк.
— Там слишком опасно, — сказал он, отпуская Евдокию. — Я не могу рисковать братом.
А собой, значит, можно было.
— Теперь ты понимаешь, почему я должен найти богатую невесту. — Лихослав закинул руки за голову, а голову запрокинул, подставляя солнцу смуглую шею.
— Понимаю.
— Сбежишь?
— Как можно! Кто мне тогда колбаски носить будет? К тому же ты мне три желания должен.
— А ты мне — два. Может, по взаимозачету?
— Ну уж нет! Никаких зачетов… будешь знать, что карты — зло!
— Буду… Евдокия…
— Мне не нужен твой титул, — серьезно сказала она. — Но мне нужен муж. И если тебя не пугает связаться с такой, как я…
— Какой?
— Не шляхетного рода… не слишком красивой… не молодой… мне ведь двадцать семь и…
— И хороший возраст. — Он приоткрыл левый глаз. — Вот было бы двадцать восемь, я бы еще подумал, а двадцать семь — это…
— Смеешься?
— Кто тебя обидел, Евдокия?
Никто, наверное…
— Забудь. — Евдокия улыбнулась. Все-таки хорошо, что он появился… — Расскажи еще, пожалуйста.
— О Серых землях?
— Да.
— А тебе и вправду интересно?
— И вправду.
— Просто… обычно как-то не принято… дурной тон… я в первую побывку еще столкнулся, что никто не хочет слушать, разве что Себастьян… он бы понял, наверное, если бы мы… князю неприлично, чтобы там служить. Серые земли есть, а в то же время их и нет. Там порой стоит такая тишина, что слышно, как растет мох. А потом налетают гарцуки…
[24]
и тогда ветер заговаривает с тобой. Но нельзя его слушать — заморочит, заведет… был мальчишка, из новичков, все доказывал, что с нечистью можно договориться… увели его, три дня водили, вернули потом, живым и почти нормальным… он стал бояться ветра, даже обыкновенного…
Лихослав дернул расшитую желтой нитью ленту.
— На полную луну… нет, там луна никакая не показывается — но мы все точно знаем, что она полная, — нечисть играет свадьбы. Мары примеряют платья из тумана и паутины, веночки из мертвоцветов и ходят, зовут женихов… находились такие, что отзывались… и тогда летит по-над болотами свадебный возок, из костей сделанный, запряженный тройкой навьих волков. Сидит на облучке перевертыш и погоняет… гости несутся следом, визжат, воют; и не приведите боги оказаться на пути этакой свадьбы.
Евдокия поежилась.
Зябко. От слов зябко, и будто веет сыростью туманной, волглым болотным духом. И солнце уже не греет, да и само оно скрывается вдруг, наполняя королевский парк тенями, заставляя придвинуться ближе к Лихославу. И в шепоте ветерка голоса уже мерещатся…
— Дуся! — Этот голос, к сожалению, не примерещился. — Дуся, я тебя нашел!
И не только голос.
Аполлон, выбравшийся из кустов, смахнул прилипший лист, мазнул рукавом по расцарапанной щеке и бухнулся на колени:
— Дуся, спаси меня!
— От кого? — Евдокия огляделась.
Тихо. И парк пребывает в обычной своей полуденной дреме. Король и тот смежил веки, и парочка шутов прикорнула у ног его. Королева позевывает, позабыв про этикет. Красавицы блистают…
— Лихослав…
— Я буду рядом, дорогая. — Он поднялся и поцеловал раскрытую ладонь.
…правда, смотрел он почему-то не на Евдокию.
Проследив нить взгляда, она не без удивления отметила, что панночка Белопольска сегодня диво до чего хороша. Она стояла, опираясь на руку его высочества, и о чем-то рьяно, вдохновенно рассказывала.
О козле?
Или о дядькиной супружнице, которая редкостная змеюка, а еще наверняка колдовка, поскольку булавки собирает. Разве ж нормальный человек будет собирать булавки?
Евдокия заставила себя отвернуться.
В конце концов, смешно ждать от Лихослава верности… и от мужа вообще… и ее брак — всего-навсего сделка, условия которой следует обговорить наперед и не жаловаться, если вдруг окажется, что плохо договор прочла.
— Дуся! — Аполлон напомнил о своем существовании. Он по-прежнему стоял на коленях, взирая на Евдокию кротко и со смыслом. В синих очах его стояли слезы. — Дуся, забери меня оттудова!
