— Почему мы? — Себастьян Вевельский умел делать выводы и собственные ему не понравились.
— А потому, Себастьянушка, — ответствовало начальство ласковым голосом, — что уж больно своевременно у князя сердечко остановилось. Да и хольмца кто-то предупредил, а ведь операцию проводили тихо, сам, чай, понимаешь, чем дело пахнет…
…ну уж не ванильными пирожными из кондитерской мадам Крюшо.
— Сам генерал-губернатор, Себастьянушка, нас доверием облек…
Палец, устремленный в потолок, и тяжкий вздох воеводы познаньского говорили, что обошелся бы он и без этакого доверия, за которое после втройне спросится.
— Конкурс не отменят?
— Никак нет, Себастьянушка. — Толстые пальцы сплелись под подбородком. — Сам понимаешь, что сие событие не только культурное, но и политическое. Да и то, что толку отменять? Ежели этой шайдре надобно во дворец пробраться, то проберется…
Тоже верно.
— Пущай уж действует по старому плану… а мы приглядимся… приценимся… авось и учуем чего.
…Себастьян совершенно точно знал, кому именно предстоит приглядываться, прицениваться и учуять.
— И что мы знаем? — в тон начальству поинтересовался он.
Евстафий Елисеевич потер подбородок. Он, в отличие от многих цивильных лиц, еще с давних пор склонных отращивать бороды, брился старательно. И немногие знали, что старательность сия происходит единственно от того, что борода у познаньского воеводы росла редкая, кучерявая, да и вовсе несолидного морковно-красного колеру. Этой своей особенности Евстафий Елисеевич стеснялся едва ли не больше, чем простоватых манер и неумения красиво говорить.
— А ничего-то мы и не знаем, чтобы наверняка… но предполагаем… — Он погладил стол казенной неприметной породы, как и вся прочая мебель в кабинете. — Она, несомненно, умна. И одарена магически, поскольку вряд ли повсюду таскала за собой кого-то, кто бы чистил людям память…
— Или амулетик имеет…
— Или амулетик, — принял возражение Евстафий Елисеевич. — Но амулетик, Себастьянушка, дело ненадежное. Для малого он годен, а вот князю память чистили профессионально…
— И то и другое?
— Пожалуй… да, пожалуй… на каждого тратиться не станешь. Для случайных знакомцев личину прикрыть амулетиком, а вот уже людишками близкими сама занялась. Но хитра паскудина, если от разведки ушла…
…Евстафий Елисеевич не хотел вслух говорить то, о чем оба с Себастьяном подумали: не сама ушла хольмская девица. Помогли ей.
Намекнули, куда князь пропал… вот и успела.
Плохо.
— Хладнокровна, — продолжил познаньский воевода. — Личную горничную сама зачистила и так, что даже Аврелий Яковлевич с нее не поимел… Нехорошая женщина, опасная, Себастьянушка.
Он нахмурился и потер сложенными пальцами переносицу.
— Ты уж аккуратней там… ежели почует опасность, убьет, глазом не моргнув.
Это Себастьян понимал и без объяснений.
— А самое поганое знаешь что?
— Нет.
Евстафий Елисеевич кивнул, словно не ожидал другого ответа:
— Из наших она, Себастьянушка…
— Что?!
В хольмскую колдовку удивительной силы князь Вевельский еще готов был поверить, но чтобы своя же… и на Хольм работала…
— Сам посуди, — примиряюще произнес познаньский воевода. — Отбор-то на конкурс строгий. Разведка наша едва ли не под мелкоскопом каждую девицу просматривает. И тут одной крысы в ведомстве мало будет, чтобы пройти, а тому, что в разведке целую крысятню развели, я не поверю… нет, Себастьянушка, не стали бы хольмцы рисковать на такой мелочи. По-крупному играют. И значит, наша она. Тут родилась. Тут росла… и где-то с хольмцами снюхалась…
— Почему?
— А мне ж откудова то знать, Себастьянушка? Может, денег хотела. Такие акторки на вес золота ценятся. А может, идейная, из тех, которые Хельму кланяются… или на его величество обижена… мало ли причин. Поймаешь, тогда и спросим.
Евстафий Елисеевич улыбался робко, стеснительно.
А ведь не сомневается, что возьмет Себастьян эту нехольмскую тварь… и ведь возьмет, иначе и невозможно. Не случалось еще с ненаследным князем Вевельским такого конфуза, чтобы задание невыполненным осталось.
Познаньский воевода загадочно молчал, и Себастьян не торопил начальство, зная за ним привычку долго и мучительно подбирать слова, пытаясь скрыть косноязычие, давным-давно существовавшее единственно в воображении Евстафия Елисеевича.
Знал, скажет все, что должно.
Но молчание затягивалось, познаньский воевода смурнел и на государя поглядывал, точно ожидая поддержки. Себастьян ерзал.
И решился:
— Что с легендой?
Мысленно перебрал подходящие должности… охранник? Туповатый, медлительный, но дружелюбный. К такому быстро привыкнут…
…лакей?
Шкуру лакея Себастьян недолюбливал, все-таки не выходило у него должным образом угодничать, и тот единственный раз, когда пришлось играть слугу, ненаследный князь Вевельский едва не провалил задание.
Нет, не пойдет. Акторка подобного уровня фальшь почует издали.
…помощник штатного ведьмака?
…организатор?
…подсобный человечек?
…или бездельник, богатый, хорошего рода, но бестолковый, а потому к государственной службе непригодный. Небось вокруг конкурсанток подобные бездельники роиться станут… да, пожалуй, самая удобная маска…
— Легенда… — замялся Евстафий Елисеевич, пощипывая все три свои подбородка, которые раскраснелись. — Ты, Себастьянушка, только не серчай… красавицей будешь.
— Кем?!
Сперва Себастьяну показалось, что он ослышатся, пусть бы прежде и не жаловался он на проблемы со слухом, но мало ли… начальство оговорилось…
— Красавицей, — познаньский воевода повторил медленно и разборчиво, — сиречь, конкурсанткой.
— Но я ж…
Евстафий Елисеевич руки вскинул, предупреждая возражения:
— Себастьянушка, подумай… она ж не дура, чай. И понимает, что на таких мероприятиях без акторов никак. Она со всеми мужиками настороже будет, просто на всякий случай. А вот конкурсантки — дело другое… тут и слабину дать можно. Сам же знаешь, что невозможно маску без продыху носить…
Нет, в словах Евстафия Елисеевича имелся определенный резон.
Но конкурсанткой…
— Да и подойти тебе надо так близенько, чтобы если не заглянуть под масочку, то узнать, чем каждая из красавиц дышит…
— Евстафий Елисеевич! — Себастьян привстал, опираясь на край стола. — Мне тут показалось, что вы забыли одно… немаловажное обстоятельство.
