— Ты себе как хочешь, а я никуда не поеду!
— Алена!
— Что? Между прочим, это мой шанс!
— На что?
Разговаривать приходилось шепотом, но все одно на них смотрели; особенно одна панночка, смуглявая, темноглазая и темноволосая, в простеньком чесучовом платье.
И смотрела этак с прищуром, с насмешкой.
— Познакомиться с ним!
С кем именно — можно было не уточнять.
Евдокия вздохнула:
— С чего ты взяла, что он там объявится… как по мне, он вообще крепко занят будет.
Аленка только фыркнула: за прошедшие сутки она окончательно убедила себя, что «Охальнику» в вопросах, касавшихся светлого объекта Аленкиной любви, веры нет.
— Во-первых, будет расследование и поручат его, уж поверь, не младшему актору… во-вторых, там весь высший свет будет…
…который вряд ли обрадуется Аленке.
Но ведь не отступится дорогая сестрица, упрямством она в матушку пошла. И Лютик исчез. Он бы, может, и сумел дочь уговорить, но у Лютика своих проблем ныне ворох, и Евдокия сама его уверила, что справится.
Справится, конечно.
— А вот у нас в городе, — заметила смуглявая панночка, поправляя ужасающего вида шляпку, — шептаться не принято!
Ответить Евдокия не успела: ординарец заявил, что экипажи поданы…
…и перехватил ее у двери.
— Панночка Евдокия, — сказал он, наклонившись к самому уху, — его превосходительство желают с вами побеседовать в приватной обстановке.
…на сей раз не в гостиной, но в уютном кабинете.
Евдокия оценила сдержанную, но все же роскошную отделку: шпалеры из северного дуба особого серебристо-стального отлива и мебель, исполненную в модной ныне технике pietra dura.
[16]
Едва ли не треть комнаты занимал двухтумбовый стол с картоньерами,
[17]
вплотную к нему примыкало палисандровое, с отделкой из орехового капа, бюро, крышка которого была откинута, позволяя оценить содержимое. Взгляд Евдокии скользнул по золоченой горе-чернильнице, чересчур роскошной и вряд ли удобной в использовании, коробочке с перьями, колокольчику, высокому графину с песком, воску и плотным красным палочкам сургуча.
— Присаживайтесь, панночка Евдокия. — Генерал-губернатор указал на роскошное низкое кресло, выглядевшее весьма-таки жестким. — Признаюсь, удивлен… мы рассчитывали, что панна Модеста пришлет… иное доверенное лицо.
— Она сочла, что женщине будет проще с женщинами поладить, — мило улыбнулась Евдокия, подозревая, что человек, разглядывающий ее сквозь стекла пенсне, каковое на строгом сухощавом лице смотрелось элементом чуждым, ищет благовидный предлог отстранить ее от дела.
— Конечно, конечно… — Пан Зимовит поморщился, не давая себе труда скрыть раздражение. — Но… это несколько неожиданно. Признаюсь, мы с паном Стесткевичем уже успели обговорить многие вопросы…
Интересно, когда это? Грель о подобном не упоминал. Вот о новых штанах со штрипками так да, сказывал, а о договоренностях с генерал-губернатором — нет. Штаны, выходит, важней?
— …и скажу честно, нам было бы удобнее и дальше продолжить работу с ним…
— Боюсь, ничем не могу помочь.
— Отчего же? Сколь знаю, пан Стесткевич прибыл…
…и того интересней. Когда ж он успел-то? И главное, почему Евдокия о том слышит впервые?
— …и вы просто передадите полномочия ему… как старшему…
— Нет.
Генерал-губернатор снял пенсне и, сев, подпер кулаком подбородок.
— Панночка Евдокия, я понимаю, что вы не хотите упустить свой шанс… а я не хочу вредить вам и писать Модесте Архиповне письмо, выказывая свое вами недовольство, но вы не оставляете мне иного выхода.
— Боюсь, — Евдокия стиснула портфель, — что бы вы ни написали, матушка решения не изменит. Более того, не она, а я вложила в это мероприятие пятьдесят тысяч злотней, а потому имею полное право видеть, на что они были… или будут истрачены.
— Вот как?
— Именно.
— Что ж, — пан Зимовит поднялся, — в таком случае, не смею вас боле задерживать.
Коснувшись серебряного колокольчика, пан Зимовит дождался, когда боковая панель, ничем-то не отличная от прочих, скользнет в сторону.
— Что у нас есть на Евдокию Парфеновну Ясноокую…
Ждать пришлось несколько часов, но досье помощники собрали если не полное, то крайне любопытное… генерал-губернатор, перелистывая странички его, то хмурился, то усмехался.
…упрямая девица.
И несвоевременно, до чего же несвоевременно пришло панне Модесте в голову заменить проверенного человека дочерью…
Пан Зимовит задумчиво провел пальцами по спине бронзовой лошади. Сейчас его занимало одно — кому поручить дело тонкое, щепетильное, с тем чтобы после, когда вся эта история закончится, не вышло нового скандала. И не сказать, чтобы в подчинении генерал-губернатора вовсе не имелось людей надежных, но по тем или иным причинам не подходили они…
— Найди мне Лихослава Вевельского…
…неймется княжичу, не привык без службы? Пускай послужит, а заодно поймет, что не с его-то характером в тайную канцелярию соваться.
Дворец генерал-губернатора Евдокия покидала в смешанных, если не сказать, расстроенных чувствах. И встрече с Грелем Стесткевичем, прогуливавшимся по аллее, она вовсе не обрадовалась.
— Панночка Евдокия! — Грель поспешил навстречу.
В клетчатом пиджаке с широкими плечами, в полосатых узких брюках, он выглядел нелепо и смешно. Шляпа с высокой тульей, исполненная из белой гишпанской соломки, придавала ему вид легкомысленный, с которым не вязался ни массивный черный кофр, ни свернутая в трубочку газета. Ее пан Стесткевич сунул под мышку и сделал попытку поцеловать Евдокии ручку.
— Что вы здесь делаете? — Евдокия ручку спрятала.
На всякий случай.
Вот не по нраву ей был пан Стесткевич, невзирая на всю старательность его, каковая виделась Евдокии показной.
— Так ведь я за вами, панночка Евдокия… в помощь.
Грель улыбался. Зубы он имел хорошие, крупные и белые, которыми гордился и после каждого приема пищи старательно начищал меловым порошком. Порошок в жестяной коробочке, а также щетку и мягкую тряпицу он повсюду носил с собою. О привычке его, несомненно похвальной, знали многие и втихую посмеивались. Однако Грель на насмешников взирал свысока и от привычки отказываться не собирался. Сейчас он глядел на Евдокию с верноподданническим обожанием, несколько ее пугавшим.