Стараясь не упустить ни единого слова, Данила напрягал слух. Даже придвинулся к динамикам, с интересом заметив, что понимание фростианского дается ему на удивление легко. Не зря корпел у компьютера с нейрообручем на голове, загружая в мозги необходимые знания. А когда вдруг осознал, что перед ним женщина, сердце и вовсе начало почему-то выбивать барабанную дробь. Даже не женщина, девушка. Нежный голосок, стройная фигурка, угадывающаяся под плащом, и то, о чем она говорит…
Гарнитура потрескивала помехами. Дамочка воздействует? Может быть, может быть. Вон как согнулась, голову опустила, рыдает.
Маска опять поднялась. Данила готов был поклясться, что на него смотрят полные слез глаза, столько боли было в голосе фростианки:
— Прости, Безликий… Конечно, отец еще молод и вполне может позаботиться о рождении сына. И я не испытываю к Берту никаких чувств, хоть он и любит меня… Говорил, что любит. Отец уверял, что брак с ним сблизит наши народы. — Она выдавила горький, безнадежный смешок. — Только меня бы такое сближение раздавило. Может, все и к лучшему, а я-то, дура, вбила себе в голову… Но тогда ответь мне, твоя ли это воля? Смотри, я открыта пред тобой!
Тонкие кисти взметнулись, откинули капюшон и сорвали маску, тут же уронив ее на пол. Затаив дыхание, Данила жадно вглядывался в белое, словно мел, девичье лицо. Случай, которым не может похвастаться ни один старожил станции. По утверждению Мацкевича, увидеть фростианина с неприкрытым лицом совершенно невозможно. Тем более добиться, чтобы он сам снял перед тобой маску. И вот, поди ж ты…
Сердце, стукнув напоследок, вовсе остановилось. С утонченного, вытянутого лица в обрамлении пышной короны из темных волос на Крючкова, часто хлопая длиннющими, мокрыми от слез ресницами, смотрели два огромных лиловых озера. Казалось, они заглядывают в самые заповедные уголки души. Данила безнадежно тонул в этих озерах, не находя в себе сил выплыть на поверхность, чтобы хоть немного глотнуть воздуха, и погружался все глубже и глубже. Припухшие розовые губки фростианки шевелились, выговаривая фразы, слышимые как бы издалека, смысл которых едва доходил до сознания обалдевшего техника:
— Будет, как ты укажешь, Безликий. Дай мне знак, чтобы понять… Должна ли я противиться воле отца своего, Куал-Анари-Второго? — Девушка сделала паузу, будто в ожидании ответа, потом продолжила: — Или же мне повиноваться и стать твоей женой?
«Чудны дела твои, Господи», — пронеслось в голове, и Данила неожиданно представил себя и эту красавицу в свадебных нарядах, идущими рука об руку к алтарю.
— Проверка громкой связи! — разгоняя наваждение, загремел вдруг по залу механический голос.
Сердце испуганно трепыхнулось и ожило, бешено стуча. Фростианка, громко взвизгнув, подхватила с пола свою маску, метнулась прочь и в одно мгновение скрылась в потайном ходе, из которого вышла. Плита за ее спиной медленно встала на место.
Вот и все. Словно и не было здесь прекрасной незнакомки.
Пришедший в себя техник со вздохом покосился на строку текущей операции. Там, напротив фразы «Проверка громкой связи», светилось зеленым: «Успешно». Модуль продолжал себя тестировать. Вот же черт, совсем из башки вылетело. Надо было паузу врубить. Хорошо еще, что не добрались до проверки двигательных функций. Не то «Витязь» устроил бы тут «Цыганочку с выходом»…
Глава 8. Тучи сгущаются
Опять Мацкевич мерил тесный кабинет гигантскими шагами. От его метаний у Смита разболелась голова. Уперев лоб в подставленную ладонь, разведчик отвел взгляд. Боль вроде бы отступила, но тут же захотелось спрятать глаза под упрямо наползающие веки, да так и оставить их закрытыми часиков эдак на…дцать. Неполные сорок минут сна в кресле в скрюченном состоянии вряд ли можно приравнять к полноценному отдыху.
— Не нравится мне все это, — бормотал посол. — Ох, не нравится. Это же чистейшей воды авантюра. Кто надоумил короля на такой шаг? Меня он и слушать не желает. Не суйте нос, видите ли, в его внутренние дела. Туда, на минуточку, кто-то уже сунул свой нос. Знать бы еще кто…
О ночной гостье Крючков, конечно же, рассказал Фредерику. А тот, в свою очередь, не мог скрыть столь важную информацию от Мацкевича, хоть и знал, что получит сполна за сон на посту. Но куда деваться? Сразу по прибытии пошел с повинной к шефу. Посол тут же велел позвать Данилу. Почти час выспрашивал у него подробности визита принцессы — теперь-то техник понял, кого довелось лицезреть в храме. Лишь после того как выжал из бедного Крючкова все до последней капли, Арон Моисеевич разрешил ему идти спать. На Фредерика это высочайшее соизволение, само собой, не распространялось. Вместо команды «отбой» он получил короткую отповедь:
— Ты уже поспал, с тебя хватит.
Вот и сидел в кабинете, мозоля начальству глаза.
— А чего такого случилось-то? — лениво спросил Смит, безуспешно пытаясь бороться с зевотой.
— Пока ничего. — Хищная полуулыбка на физиономии Мацкевича была красноречивее любого ответа. «Все очень хреново», — говорила она.
Спать сразу расхотелось.
— Значит, так, Фрэд. — Долговязая фигура посла нависла над столом, лицо придвинулось почти вплотную. — Немедленно эвакуируем персонал базы на станцию.
— Но, Арон…
— Никаких «но»! Здесь остаемся только мы с тобой, Крючков и Луи.
— Погоди. Сегодня же выходной. «Штыри» привезут продукты. Кто их примет, если никого из кладовщиков не будет?
— Не привезут. У них, на минуточку, свадьба принцессы намечена. Забыл? А если даже и привезут, отправлю назад. Нам бы успеть переправить на станцию то, что сейчас на складах скопилось. Не до них нынче… Сдается мне, им тоже не до нас будет.
Как он это произнес! Аж мурашки по коже. Ну, если сам Арон Моисеевич, всегда ратующий за то, чтобы о фростианах в его присутствии отзывались уважительно, не реагирует на привычно брошенное Смитом «штыри», дело действительно дрянь.
— Ты еще здесь? — прикрикнул Мацкевич. — Приступай к эвакуации, живо!
Фредерик сорвался с места. Бумажные листы, подхваченные вихрем со стола, еще не успели осесть, а разведчик уже выскочил из кабинета. Через открытую дверь его нагнали последние наставления шефа:
— Один челнок оставь. Не ровен час, нам таки тоже придется драпать!
Больше всего пугало, что Мацкевич, сколько знал его Смит, ни разу не ошибся…
* * *
Крючкову не спалось. Едва закроет глаза, как видит девушку-фростианку, стоящую перед ним на коленях, тонкие, прижатые к груди пальцы, сплетенные между собой, отчаянный взгляд…
Надо же, принцесса. Как там назвал ее Мацкевич? Таня, Тая?.. А, Таяна.
Он поймал себя на том, что произносит это имя вслух, будто пробуя на вкус. Что за наваждение? Далась ему инопланетянка эта. И видел-то ее считаные минуты, а из головы не идет.
Пытаясь прогнать навязчивый образ, перевернулся на другой бок. Попробовал не думать ни о чем. Вроде получилось. Ненадолго. Вот уже опять он смотрит в заплаканные глаза необычного цвета земной сирени. Они надвигаются. Уже видны самые мелкие, различимые лишь в такой близи детали. Более темные зрачки расширяются, обволакивают, и он проваливается в них, как в омут, погружаясь все глубже, глубже…
