— Я умею учиться на своих ошибках, — фыркнула я, и набрала папин номер.
— Па! Ты же не возражаешь, если мы с Амели немного прогуляемся с мальчикам Хольм по поместью? — скороговоркой выпалила я, как делала обычно- Мы возьмем флайбус.
— Хорошо, — рассеянно отозвался отец, явно занятый чем-то более важным, и я быстро сбросила вызов, опасаясь, что папа в последнюю минуту все-таки проанализирует то, что я ему сказала и оставит нас сидеть в доме, или (о ужас!) упомянет о моем звонке маме.
И тут Амели, имевшая в семье репутацию "книжного червя" за неиссякаемую любовь ко всякого рода архивам, и собиравшаяся стать семейным архивариусом, неожиданно удивила всех нас:
— Я знаю, куда нам надо. Это конечно, не бункер первых переселенцев, — она обвела нас смеющимся взглядом, — но тоже очень забавное место.
Проникнуть в бункер времен "до Расселения", к которому нас привезла Амели, оказось трудной задачкой. Во-первых, пришлось основательно проредить высокую траву вперемешку с пижмой и конским щавелем, чтобы добраться до входа. Во-вторых — оказалось, что в предбаннике, в который мы попали просто отжав двери найденным в багажнике флайбуса домкратом, ужасно пыльно. Парни, предусмотрительно сложившие алые мундиры, вместе с фуражками, кипельно-белыми перчатками, и ремнями в багажник флайбуса, переглянулись, и стянули рубашки, оставшись в майках и парадных брюках с лампасами. Они дружно сопели над панелью управления, уже нисколько не заботясь о собственном внешнем виде. Увы, эта панель была куда как более древней, а конфет в этот раз я не прихватила. Мы с Амели по очереди наблюдали за процессом, давая советы, некоторые из которых признавались полезными, а некоторые высмеивались, как бестолковые. При этом время от времени кто-нибудь, в очередной раз наступив на камень, проклинал бальные туфли на кожаной подошве, пригодные только для паркета и собственную несообразительность, не позволившую нам переодеться. В общем — всем было весело.
Бункер мы все-таки вскрыли — внутри не было ничего особенного: три небольших комнаты без мебели, бетонные стены с облупившейся краской и отваливающейся штукатуркой, огромные толстые кабели, змеившиеся по стенам и потолку, железные коробки с кучей непонятных лампочек и переключателей, помеченных аббревиатурой. Хорошо хоть внутри пыли не было. Обнаружился крохотный санузел с унитазом и душевым поддоном, сделанными из металла, и маленькая кухонька, которую мы опознали только благодаря парням, заявившим, что на отцовском полигоне в кухне убежища стоит точно такая же плита, только гораздо менее ржавая.
И вот посреди этой разрухи и состоялся знаменательный разговор:
— Девочки, — неожиданно серьезно обратился к нам Пашка, — Вы сильно хотите замуж?
Мы с Амели переглянулись и прыснули, отрицательно мотая головами.
— Знали бы вы, как нам это все, — Амели сделала изящный жест, обводя платье и пришедшие в негодность туфельки, — надоело. Девочек Лисси начинают настойчиво сватать с четырнадцати лет, так что вы не первые потенциальные женихи… не только в нашей жизни, но и в этом году…
— И даже в этом месяце, — фыркнула я, — Мы хотим учиться дальше, получить профессию, что-то сделать, чего-то достичь, и как можно позднее оказаться переваливающимися утиным шагом колобками в поместье Лисициных за пару месяцев до родов.
Парни просияли, и мы заключили "Пакт о ненападении", как назвала его Амели, о том, что не будем поддерживать матримониальные планы наших родителей. Ну, в своих мы были уверенны, правда благородно решили об этом умолчать.
Домой мы вернулись затемно, грязные, но довольные, и почти не удивились, когда дядьБоря, мой папа и дядя Матье, отец Амели вышли встречать нас на крыльцо. Причем и дядьБоря и отец, увидев нас, выбирающихся из флайбуса, синхронно повернулись к дяде Матье с видом: "Что мы тебе говорили". Тот бросил на кузину странный взгляд, выдохнул, и стремительно удалился в дом. Наши отцы последовали за ним.
— Что это было? — удивилась кузина.
— А, так, не обращай внимания! — отмахнулся Петька.
— С отцами такое бывает, — согласился с ним Пашка.
— Соня, Соня, тебе плохо?! — выдернул меня из воспоминаний голос Мии.
— Нет, все в порядке… я задумалась, да и слабость, — вынужденно призналась я.
— Тебе бы поспать, — встревожено откликнулась… подруга?
Я покрутила это слово на языке, и призналась — да, Мия за эти два дня стала мне ближе, чем просто знакомая. Это было так странно: на Земле у меня была Амели, в летной школе — Майкл и его друзья, потом Эрик почти на целый учебный год сильно сократил круг моего общения. И вот теперь, на незнакомой планете, среди чужих людей, у меня появилась подруга, которая не имеет никакого отношения к моей семье. И это так непривычно…
— Да я, кажется, выспалась, — призналась я, — Как твоя книжка?
— Кончилась, — вздохнула Мия, — ужасно жаль…
Мы помолчали…
— О чем ты думала? — нерешительно спросила Мия, — у тебя был такой потерянный вид…
— Так, вспоминала разное, — улыбнулась я, — Знаешь, это так странно… Я так старалась не быть "просто невестой", чего-то добиться, стать кем-то в этой жизни… И стоило ли бороться, если сейчас все вернулось к тому, с чего началось — я снова невеста, и мне придется выбрать себе будущего мужа? Может быть, надо было просто показать маме с папой пальчиком и сказать: "Хочу этого", когда у меня действительно был выбор?
Мия возразила мгновенно:
— Ты напрасно драматизируешь — у тебя ведь никто не забрал право выбора. Воины такие же мужчины: мы выбираем, они принимают наш выбор. Никто не посмеет давить на тебя или принуждать силой, это бесчестье — получить бусины такой ценой.
Я вздохнула — сложно объяснить что-то человеку, с которым ты не можешь быть откровенен.
— Рано или поздно найдется такой, которому будет проще уступить, чем объяснить отказ.
Мия только хихикнула:
— Но ведь ты не собиралась жить одна всю жизнь? Тогда почему бы не сделать свой выбор сейчас? У тебя рядом будет тот, кто сможет позаботиться о тебе, на кого ты сможешь опереться в трудную минуту, ты будешь жить в достатке и почете…
Я пожала плечами:
— Мне это напоминает клетку. Золотую, красивую, но клетку, в которую меня запрут, чтобы я не могла летать: да, будут кормить, поить, повесят хрустальный колокольчик и пластиковую купальню, но больше никогда, никогда не откроют дверцу. А я бы хотела, чтобы мы могли летать… рядом… вместе…
Вздохнув, я прикрыла глаза:
— Я, наверное, все же посплю… Отвратительно себя чувствую.
Засыпая, я почувствовала неясную тревогу, словно упустила что-то важное. Вспомнила весь разговор, и чуть не застонала от отчаяния — Мия сама заговорила о бусинах, а я опять упустила возможность узнать, зачем они нужны. Но сил открыть глаза уже не было. "Завтра, завтра, не сегодня, так лентяи говорят", — успокоила я себя.
