Сетчатая противомоскитная дверь протестующе скрипнула, когда Джонни распахнул ее пошире, ожидая, что Сэм выйдет вслед за ним. После того как они миновали дверной проем, он потянулся внутрь и выключил свет.
— Теперь не налетит мошкара, — зачем-то объяснил он. Ей вспомнилось, как ночные мотыльки и майские жуки, бывало, бомбардировали любые источники света, безрассудно бросаясь на все, что встречалось им на пути.
— Наверное, надо было установить в доме вентилятор или что-нибудь подобное, чтобы охлаждать воздух. Но я никогда не любил кондиционеры, — произнес он. — Чувствуешь себя, словно в клетке…
Саманта опустилась на диванчик-качалку, оставив место и для него, и откинула голову невысокую деревянную спинку. Диванчик качнулся, потом принял прежнее положение, так как Джон Томас положил руку на спинку, чтобы уравнять их вес. Это дало ему возможность сесть поближе к Сэм.
— Я тебя, наверное, стесняю, Джонни? У тебя со мной нет ни одной свободной минуты. Извини, что все так…
— Он взорвал твою квартиру.
Слова были подобны раскату грома, прогремевшему неожиданно. Чтобы осмыслить то, что сказал Джонни, Саманте потребовалось какое-то время, но когда смысл его слов дошел до ее сознания, девушка тут же забыла, о чем собиралась говорить.
За деревьями тявкнул койот, где-то за диванчиком завел свою скрипучую, но мелодичную песенку сидевший в траве сверчок. За холмом басовито заквакали лягушки-быки; их концерт гулким эхом отражался от крутого берега реки, вплетаясь в общий хор других ночных звуков, приветствовавших приход темноты.
— О Господи!
Джонни ожидал, что Сэм испугается. Но от этого тихого, беспомощного вскрика ему стало плохо. Он вглядывался в ее лицо, пытаясь понять в темноте, что она чувствует. И тут он услышал. Почти неразличимый безнадежный всхлип. Диванчик качнулся, когда Саманта закрыла лицо руками.
— Проклятие, Сэм. Не плачь.
Он чуть ли не яростно прижал ее к себе, чувствуя, как страх охватывает Сэм, затуманивает ей разум.
Ее боль казалась ему самому почти нестерпимой. Он удерживал ее и баюкал, шептал что-то, о чем-то умолял. Но слезы продолжали литься из ее глаз, тело сотрясала дрожь, несмотря на все его старания.
Вскоре пришла ярость. Словно молния, сверкнувшая посреди ночи. И хотя Джон Томас принес присягу, поклялся соблюдать закон, ему стало понятно, что, если в этот момент ему пришлось бы столкнуться с монстром, преследующим Саманту, он убил бы его.
— Я не позволю ему обидеть тебя, — прошептал он ей в щеку. Как-то само собой забылось, что она лгала ему когда-то. Он забыл, что она предала их любовь. Он забыл, потому что хотел этого.
— Я позабочусь о тебе, Сэм. Обещаю. Истинный крест, чтоб мне умереть. Я всегда буду рядом. Ты это знаешь.
Саманта вздрогнула, затем прислонилась лбом к его плечу, пожалев, что не видит его лица. Она вслушивалась в его слова и верила им безоглядно. Но она отдала бы все на свете, чтобы увидеть выражение на его лице, когда он их произносил.
Внезапно ее посетило эгоистичное желание, чтобы то, в чем он поклялся, диктовалось не только чувством долга. От Джонни Найта ей хотелось большего. Она просто не была уверена в том, что он готов дать ей что-то еще, кроме пустых обещаний. Когда-то Сэм могла поклясться жизнью, что он любит ее. Но она ошиблась. Возможно, она обманывается и теперь.
— Ну как, приходишь в себя?
— Разве у меня есть выбор? — отозвалась она. — Думаю, надо благодарить Бога за то, что меня не оказалось там во время взрыва, и теперь я сижу здесь, оплакивая потерю.
Джонни вздохнул, вспоминая, как много он еще не успел ей сказать. Она почувствовала движение его широкой груди, когда он задержал дыхание, и попыталась подавить вторую волну страха.
— Что-то еще? — спросила она.
— Пуласки говорит, что это произошло — я имею в виду взрыв — как-то странно. Полицейский психолог считает — убийца будто хотел сказать тебе что-то этим взрывом.
— Вот как? — прошептала она, не осознавая, что стискивает в кулаках рубашку Джонни, прижимаясь к нему на диванчике.
— Он знает, что ты уехала. И, возможно, знает, что ты уехала со мной.
— Не понимаю, — еле слышно произнесла Саманта. — Как они смогли узнать все это из одного взрыва бомбы в моей квартире? Он что, оставил какую-то записку или…
— Взрыв и был чем-то вроде записки, — ответил Джон Томас. Он напряг руки, неосознанно прижимая Сэм крепче к себе. — Бомба была подорвана дистанционно, из другого места. Но лежала, когда взорвалась, на твоей кровати.
— На моей кровати?!
— Своеобразное извращение, высокомерное предупреждение о том, что ты не можешь безнаказанно перебраться из своей постели в мою.
Ее молчание было слишком долгим. Но Джонни тоже больше нечего было сказать.
— Меня настолько тошнит от всего этого, что я готова закричать, — произнесла Саманта тихо. Его удивили нотки гнева в ее голосе.
— Я не знаю, кто такой этот псих на самом деле, но он еще пытается указывать мне, с кем спать, а с кем нет? Да, просто здорово! — Она горько рассмеялась, вскочив на ноги и высвобождаясь из его объятий, и рванулась к сетчатой двери. — Интересно, знает ли он, что я спала одна так чертовски долго, что, приведись мне сейчас разделить с кем-то постель, я не буду знать, как это сделать!
Дверь за Самантой с треском захлопнулась, и Джон Томас остался наедине с темнотой. Он так долго сидел на деревянном диванчике, что у него затекла нога. Но он был не в состоянии двинуться с места после того, что услышал. Она спала одна! Это значило, что в ее жизни не было никого особенного. Причем давно, очень давно.
Несколько часов спустя Джонни лежал на кровати, упершись взглядом в потолок и спрашивая себя, как долго еще будут тянуться эти изматывающие отношения, прежде чем что-нибудь произойдет. Чем больше времени он проводил с Сэм, тем больше его интересовала та женщина, в которую превратилась Саманта Карлайл.
Ему не следует доверять ей. Как только ее проблемы будут разрешены, она уедет и он опять останется один, только с болью в душе. Но одно дело — понимать, и совсем другое — поступать в соответствии с этим пониманием. Предстояло еще посмотреть, что возьмет верх: его гордость или его чувства.
На следующее утро перед единственной в Коттоне автомастерской дежурный механик Пит Мюллер стал свидетелем другого взрыва. Правда, он произошел прямо у заправки, и его жертвой стал запыленный «ягуар» бордового цвета. Сразу вслед за взрывом из-под капота автомобиля повалил пар, со свистом вырываясь изо всех щелей и отверстий. Водитель чуть не взорвался сам, в ярости ругаясь, как потом утверждал Пит, на трех разных языках одновременно.
Аарон Рубин проклинал все автомобили и двигатели, механиков, налоговую систему и сам штат Техас, бегая вокруг своей умирающей машины и злобно пиная ее колеса.
