Лицо Безуминки вмиг изменилось:
— Где порошок?
— Обещайте, что не тронете меня.
— Порошок, быстро!
— В правом кармане.
С лихорадочной спешкой достав пакетик, Безуминка высыпала его в стакан и принялась взбалтывать. Вода помутнела, стала белесой.
— Что же ты раньше не сказала?! А вдруг не успеем?!
— Вы ругались на меня.
— Еще бы не ругаться! Является девчонка, сразу начинает видеть через шлем!
Девушка залпом выпила раствор, содрогнулась от горечи и принялась расстегивать ремни Лары.
— Живо. Когда я сяду в кресло, снимешь заземление. Нельзя терять ни секунды. Кто выдумал эти педали сзади!?
Лицо Безуминки еще сильнее побледнело, на лбу ее выступила испарина, она дышала как больная. Лара испугалась:
— Вам плохо?
— Дурь выходит, — прохрипела девушка. — Следи, чтобы я не упала. Если выключусь, бей по щекам, сильно.
Она опустила на голову шлем, зажмурилась и вслушалась. На нее наплывал открытый государственный эфир.
— Ларита Динц вызывает Огонька Хавера! Ларита вызывает Огонька! Бургон! Бургон!
— И про Лисену Тор-Майда, — подсказала Лара, но Безуминка уже подняла шлем.
— Хватит, и так слишком много сказала. Думаешь, эфир не прослушивают? Вся надежда, что я попала на слухачей Купола, а не на своих. А ты молодчина, друзей не бросаешь. — Она погладила Лару по руке, как будто извиняясь. — Прости, если я… Ну, если я плохо вела себя. Это все микстура, гигаин… Когда пьяная, я не соображаю. Хочешь жить у меня в доме?
— Вы хотели говорить с кем-то другим? — помолчав, спросила Лара.
— Какая теперь разница, хотела, не хотела? — вспылила Безуминка. — Лучше не перечь мне! Что я сделала, то сделала, не твое дело. Отвечай, да или нет? И давай на «ты», как сестры, ты уже большая.
Те, которые летают
Покинутый воздушный корабль потерялся в дыму среди леса.
В суматохе Лис не думала, как она с Хайтой оказалась высоко в воздухе, и что за странное судно их подобрало. Но когда они бежали вместе, поддерживая под руки ослепшего пилота, Лисси оглянулась, увидела корабль снаружи и узнала его.
В раннем детстве она листала толстую «Историю нашествия», роскошно изданную с фотогравюрами и глянцевыми цветными картинками. Листы мелованной бумаги так приятно было гладить пальцами! А корешок книги до того вкусно пахнул клеем и еще чем-то, что его хотелось лизнуть.
Иллюстрации в книге напоминали священные легенды о битвах Громовержца и его ангелов с великанами и морскими чудищами.
Повзрослев, она научилась читать, и книга открылась ей по-новому.
Чудовища, вышедшие из кратеров после падения «темных звезд», были машинами с Мориора. Сражения гремели год, и другой, и третий, пока не удалось загнать пришельцев назад в кратеры. Там их заливали огневым составом, кислотой и щелочной водой, чтоб дьяволы погибли в подземельях.
Если их не удавалось уморить, вокруг вкапывали фугасы, рыли сторожевые шахты и объявляли место запретной зоной. Батюшка, тогда молодой штабс-капитан, изобретал для шахт приборы, чтобы угадывать место подкопа, и удостоился высочайшей награды.
Но дьяволы могли не только рыть ходы и двигаться на многоногих черепахах. Они умели летать без винтов и аэростатов, почти бесшумно. Благодарение богу, их черные корабли слабы и тихоходны.
«Это черный корабль! Я летала с дьяволом. Но тогда кто же Хайта? Она говорила на одном языке с пилотом. А Безуминка? Кто она?»
Задержаться и хотя бы на пальцах объясниться с Хайтой времени не было. Над лесом слышалось рокочущее «бух-бух-бух-бух» винтов дирижабля, порой раздавался треск картечниц. Отсюда надо бежать подальше!
Вскоре нашлось и подходящее укрытие, но эта находка встревожила Лисси.
«Кажется, мы не в лесу, а в парке. Неужели опять в Бургонском?..»
На берегу старого пруда, зеленого от разросшейся ряски и кувшинок, она заметила что-то вроде пещерки в холме. Вблизи это оказался заброшенный, давно не ухоженный грот, обделанный диким камнем и весь покрытый изнутри мхом.
Они забрались внутрь и притихли, сев у стены. Хайта сняла сюртучок, зубами и ногтями отодрала его подкладку и сделала пилоту повязку на глаза.
Златовласка замечала, что юница как-то враждебно на нее косится и сторонится своей служанки. Пару раз Хайта пыталась приласкаться к госпоже, но та отодвигалась с недовольным видом.
— Чем я вас расстроила? Скажите!
Наконец, Хайта обратилась к Касабури, который вообще с момента высадки не проронил ни слова:
— Воин, почему вы молчите? Мне больно, что я одна говорю, а мне никто не отвечает!
— Разве ты хочешь со мной говорить? — сквозь зубы отозвался тот, отвернув лицо.
— Да, да! Мы же с Ураги, почему мы должны ссориться?
— Ну ты сказала! Кажется, я точно объяснил, как отношусь к тебе.
— А я ничего не поняла. Почему вы мне велели умереть, в чем я провинилась?
«Правда, в чем? — вдумался Касабури. — Да в том, что она служанка предателей! Виновны все — и рабы, и хозяева».
Под его робой лежало письмо правителям Гиджи, ради которого он отправился в рискованный полет. Текст ему велели заучить, вдруг бумага пропадет. Правители Канхай Джару кланялись гиджитам и подтверждали, что новых принимать нельзя. В земле мало места, вдобавок пришельцы навлекут на людей шахт новую войну.
— Так сказали великие люди оружия, — наконец, нашелся он с ответом.
— А наши господари говорили, что вы примете нас как родных.
— Что тебе надо? — Касабури выпрямился. — Я обещал, что заступлюсь за тебя в Гидже, вот мое слово. Если хочешь, будешь согревать мою постель. Если нет, отдам тебя гиджитам.
— Я уже нашла, чью постель согревать, — с ехидцей ответила Хайта. — Я не из тех, кто меняет господ каждый рассвет. А кстати, воин, вы знаете здешний язык?
— Немного, — буркнул Касабури.
— Наверное, вы посвятили воинским искусствам уйму времени, — притворно вздохнула она. — Это так сложно! Некогда языки учить… А я за три рассвета узнала слов пятнадцать-двадцать, вот.
— Чего ты ко мне привязалась? Хочешь, чтобы я тебя учил? Тогда оставайся при мне навсегда.
— Нет. Но госпожа глядит на вас с большим состраданием. По-моему, вы ей симпатичны. Почему бы вам с ней не побеседовать?
— Мы с ней уже потолковали. И так еле хожу. Хватит с меня этих разговоров.
Конечно, угостить парня коленом, это плохое начало отношений. Кое-кого из своего стана Хайта угощала похожим образом, если они себя нагло вели. Но ведь можно и помириться?
