В древнем каменном бассейне плавали утки. Молодой жандарм смеялся, бросая им пайковый хлеб кусочками, а старшая девочка держалась рядом, чтобы познакомиться и поболтать, не нарушая приличий.
Тот из жандармов, у кого под форменной шляпой скрывался обруч, отошел в сторонку, хлебнул из плоской фляжки и, встав лицом к стене, проговорил вполголоса:
— Ремень, прием, я Нож. Передай: в Гестеле все спокойно. Сборы идут обычным чередом.
Он огляделся. Да, у графа полный порядок. Его сиятельство на стороне принца, это большое подспорье. Скоро в Бургоне появится почти полроты новых вещателей.
И среди них есть на кого глаз положить!
Вот только те двое в серых дымчатых очках, которые ехали в броневике, что это за фигуры?
Оба в унтерской форме, но старшим по званию честь не отдают. Бледные, словно не лето на дворе. Держатся особняком, вместе, всегда в тени, как любовники. В ушах серебряные серьги, не по уставу и совсем не по-мужски.
Пока люди принца следили за приготовлениями в Гестеле, граф Бертон собрал у себя старших учеников посмышленей, обоего пола, и кратко объяснил им задачу. Наставник принес шлемы армейского образца, а сторож оружейной доставил револьверы и два карабина.
Девчонки мигом засели за шифровальные таблицы, кодировать тексты, а ребята стали заряжать оружие. Тут не до хихиканья, подмигивать друг дружке некогда, дело ужасно серьезное. Доверие графа позволило им чувствовать себя почти взрослыми.
Прискакал офицер двадцать второго батальона, сдал конюху взмыленного жеребца и прямиком пошел к графу. Вытянулся, козырнул:
— Поручик Крестовик, с поручением. Велено сообщить устно, наедине.
Ребята косились на бравого поручика с восхищением и завистью. Может, форма войск связи не такая щегольская, как у авиаторов и лейб-гвардии, зато в батальоне-22 нет рядовых и унтеров. Это офицерская часть, самые младшие там уже кадеты. Даже девчонки! Юбки в погонах, представляете?
Граф пригласил Крестовика в кабинет и закрыл за собой дверь:
— Говорите.
— Кадет Хавер сейчас в расположении части?
— Сколько раз повторять, здесь не воинская часть, а школа.
— Ваше сиятельство, у нас армейские привычки.
— Да, Купол вас вышколил отменно. Я помню вас другим, поручик.
— Мальчишкой, ваше сиятельство, — широко улыбнулся Крестовик. — С тех пор я вырос, усы отпустил.
— Воспоминания оставим на потом. К делу.
— Слушаюсь. Прапорщик Голубь, сидя на перехвате, поймал в прямом эфире странную фразу. Дословно звучало так: «Ларита Динц вызывает Огонька Хавера. Ларита вызывает Огонька. Бургон. Бургон».
— Ах, дьяволы. — Граф не сдержался. — И разумеется, штаб батальона в курсе того, какие имена в моих списках!
— Мы бы не стали раскрывать того, что знаем. — Наглотавшийся дорожной пыли Крестовик деликатно кашлянул, прикрыв рот рукой в перчатке. От него пахло кожей и конским потом. — Но поймите нас правильно, ваше сиятельство. Ваши ученики это наши будущие люди. Гере штабс-генерал интересуется…
Одно упоминание о коренастом лысом Куполе сейчас вызывало у Бертона приступ гнева. Этот охотник за «темными звездами» лично скомандовал разбомбить поезд, где были его дети. Да, он не мог поступить иначе. Но простить его Бертон был не в состоянии.
Вдобавок деятельный генерал-вещун следит за тем, кого Бертон принимает в Гестель! Он заранее подбирает кадры для батальона-22 и постарается взять лучших.
Граф совладал с собой. Сейчас Купол нужен как никогда.
— Итак, вы полагаете, что Ларита Динц находится в Бургоне? — Бертон взял бумаги со стола, чтоб руки были заняты. Похаживать по кабинету, заложив их за спину — слишком похоже на манеры Цереса.
— Вероятно. — Крестовик был осторожен с выводами.
— Откуда шел голос?
— Из Бургона. Голубь не ошибается. Отклонение не больше, чем полрумба.
«А принц времени даром не теряет! Выхватывает ценных человечков прямо из огня. Похоже, он тоже следит за моими находками».
— Вещание узкое или широкое?
— Круговое. Вещатель словно стремился охватить всех, кто может слышать.
— Чей голос?
— Если с возрастом Лариты Динц ошибки нет, это была не она. Какая-то девушка постарше. Голубю голос незнаком. Он говорит, очень приятный.
— О, тут вам верить трудно. Вы холостые, вам любая кошка ласково мурлычет. Я разрешаю вам поговорить с кадетом Хавером, он в лазарете. Но при разговоре будет мой человек. Обруч придется снять.
Вместо ответа Крестовик снял кепи. Обруча на нем не было. Должно быть, устал от голосов за время дежурства.
Тем временем ребята с оружием уже отправились на задание.
Шифровальщицы закончили кодировку, и надели шлемы. Бертон специально взял тех, кто умело владел узким вещанием. В эфир понеслось:
— Четыре, семь, пять, ноль, один, три, девять, ноль, два…
Тот, кто позволял Куполу передохнуть от трескучих голосов, поймал сигнал и начал строчить стенограмму.
— Гере штабс-генерал, для вас срочное сообщение!
Огонек таял от счастья.
В жаркий месяц полевик он лежал в светлой прохладной палате, на белоснежной постели, а рядом сидела девчонка с лицом ангела, которая принесла лекарства и еду. Они были наедине! И дверь в коридор закрыта! И никто не подглядывает! С ума сойти.
— Вот это вам надо выпить. А вот это проглотить, не жуя. Нет, в рот я класть не буду. Это вы сделаете сами.
Чепец сестра Эрита поправила, теперь из-под него ни волосинки не выглядывало. Темно-пламенные губы ее были поджаты, но желто-карие глаза порою весело поблескивали, когда она задерживала взгляд на Огоньке.
«Я что, такой смешной?»
От волнения он чуть не подавился пилюлей, а потом едва не пронес ложку мимо рта. Сидеть в кровати оказалось тяжелей, чем на жестком сиденье в кабине самоходки. Если лежа было еще ничего, то сев, он оказывался почти лицом к лицу с сестричкой и начинал ощущать какой-то тонкий, еле уловимый аромат цветов.
«Но сестрам милосердия нельзя духами брызгаться! Наверно, это мыло. Она мылась в купальне, запах впитался в волосы. О, Дева Небесная!» — стоило Огоньку представить, как Эрита сбрасывает черно-белые одежды и становится на край купальни своей волшебной ножкой, у него тотчас начинало колотиться сердце, а рот пересыхал. Приходилось лишний раз хлебнуть компота.
Раз или два он вспомнил Лару, но сейчас лица девчонок путались у него в голове и заслоняли одно другое. Сестричка была ближе и потому затмевала образ Лары.
Сама мысль о том, что где-то там у Эриты есть гладкие розовые ноги, ушибала его наповал. Он даже взглянул с кровати вниз, но сестрица изящно спрятала ступни под длинным подолом. Облом.
