Огонек ломал голову, стараясь понять, почему зов Лары прозвучал из Бургона. От места падения шара до владения принца миль двести пятьдесят, сейчас там ходят только воинские эшелоны, на чем же Лари добиралась? И почему голос был не ее, а другой девушки?
Но важнее всего было то, что она помнила, помнила его! Даже если ей отказал дар вещания — изредка это бывает с медиумами, — она попросила другую бросить клич. Но кого? Гадалку, нелегальную вещунью? И та рискнула задаром, зная, что ее могут вычислить и изловить? Все слишком странно.
А расстояние? Бургон, Бургон… Огонек стал вспоминать карту. Сколько между Бургоном и столичным постом батальона-22? Э, тут обручем не обойдешься! Нужен массивный медиатор — скажем, большой котел на кирпичной подставке. Или шлем, тогда совсем легко.
«Кончай бредить! — велел он себе. — У гадалок шлемов не бывает».
Закрыв глаза, он вызывал из памяти образ Лары.
«Ну явись мне, пожалуйста».
Лохматая, с румянцем на скулах, поджавшая губки, она сверкала карими глазами. А руки, тонкие и такие сильные, крепко сжимали револьвер. Ух, красавица!
«Она не забыла меня! Значит, я приглянулся ей. Если ее поцеловать, она не обидится? А что она скажет, когда поцелуемся? Я ее обниму, а потом…»
Сладко размечтавшись, Огонек с запозданием заметил, что дверь палаты приоткрылась и внутрь проскользнула какая-то тень.
Он сел рывком, сжав пальцами край одеяла:
— Кто здесь?
— Я, Эрита, — шепнула тень, подплывая к кровати. — Тише!
Огонек с ужасом подумал, что желтоглазая в него влюбилась по уши и сейчас нырнет к нему под одеяло. С девчонками бывает, говорят, когда им родословная и титул не указ. Просто огнем палит, ум долой, и все тут.
Бог молний, что тогда делать? За такие штуки рвут погоны с плеч, в дисциплинарный дом сажают, а кто старше, тех в тюрьму или на каторгу.
— Вы что? — зашептал он отчаянно, защищаясь одеялом. Эрита и впрямь походила на тень. Поверх черно-белых одежд она покрылась длинной монашеской накидкой от дождя, и только лицо ее светлело в полутьме.
— Кадет, помогите мне, — заговорила она приглушенно, и Огонек услышал в ее голосе то же отчаяние, что дрожало в его собственном. — Вы дали слово воина, что я могу положиться на вас. Других мужчин в лазарете нет, я могу только к вам обратиться…
— Да что случилось, ан? — Огонек понял, что о недозволенном и речи нет, тут дело серьезное.
Эрита присела на его кровать в изножье. Под ее накидкой что-то звякнуло.
— Меня хотят забрать жандармы, — заговорила она с горечью. — Двое охраняют выход, а сестре Мане велено собирать мои вещи. Там еще какие-то унтеры с серьгами…
— Вас? Жандармы? За что?
— Они сказали, что перевезут меня в другое место, где безопаснее. Сначала через Ману попросили задержаться, когда все пошли на ужин в корпус, а после заявили напрямую.
— Нет, если военная полиция берет кого-то, то старший объясняет, по какой причине, — недоумевал Огонек. — Пусть покажут приказ или ордер.
— Наверно, вы не слышали… — Эрита замялась. — В стране чрезвычайное положение. Теперь жандармы могут даже стрелять в людей. Я хотела переговорить с графом Бертоном — не выпускают. Похоже, меня заберут без моего согласия.
— Ну, это уже безобразие! — Огонек возмутился, вмиг вспомнив все россказни про синий полк Его Высочества. Каратели и живодеры, набранные из-под виселицы. Если бывают волнения, их посылают, чтобы кровь пустить. Честный офицер руки жандарму не подаст. — Синие много себе позволяют, так нельзя!
— Я оказалась в западне, — призналась Эрита откровенно. — Что делать?
— Разбить окно и кричать «Караул! Помогите!» — брякнул Огонек первое, что пришло в голову. — Кто-нибудь прибежит.
Эрита отвела лицо:
— Мне стыдно кричать как базарной торговке.
— Наоборот, надо вопить как резаной. У нас, если на девчонку нападут, она визжит — на три квартала слышно.
— Я по-другому воспитана.
«Так и пропасть можно от своей деликатности! Утащат, и поминай, как звали», — подумал Огонек, но язык придержал и спросил только:
— А чего они к вам привязались?
— Мои родители… — начала Эрита и запнулась. — Они важные люди. Это дело политики, вам лучше не знать. В высшем обществе свои отношения.
— Не высшее общество, а разбой какой-то! — Огонек прытко выбрался из кровати. — Так только пираты делают. Ладно! Я выйду из лазарета и добегу до охранников. Или доложу его сиятельству, что жандармы в Гестеле командуют.
— У людей Цереса большие полномочия. Вам не позволят выйти.
«Да, чрезвычайное положение… Но все равно, нельзя отдать им Эриту! Слишком на похищение похоже… Что это за политика, девчонок красть?» — ломал голову Огонек.
— Из лазарета есть другой выход?
— Он заперт на ключ.
— Или окна без решеток?
— Да, в нижнем этаже. Но в той комнате сейчас Мана и унтер, а другой ходит по коридору. Жандармы у крыльца.
Распахнув накидку, Эрита выложила на постель какой-то сверток:
— Вот, я принесла вам оружие.
«Револьвер!» — загорелся Огонек, но быстро остыл. Щипчики, ланцеты… Похоже, дворянка взяла инструменты из кабинета врача. Такая дребедень даже как медиатор не годится.
— А ничего получше не было?
В ответ она только вздохнула, глубоко и горько.
Огонек стал чесать в затылке, хотя это некрасиво делать перед барышней. Просто так легче думалось.
Два унтера и два жандарма. Все они вооруженные и взрослые. Мимо них не прошмыгнешь, остановят, с ног собьют.
— Порошки у врача есть? — спросил он.
— Да. Но зачем они вам? — удивленно спросила Эрита.
— Принесите хоть пакетик. А я пока кое-что сделаю.
Сняв с кровати тюфяк, он отрезал ланцетом один из ремней, на которых тюфяк покоился, и укоротил до нужной длины. Теперь снаряд. Пригодился бы каменный шарик, которым играют ребята, но ничего похожего в палате не имелось. Вот разве что…
«Господи, прости меня за святотатство, — взмолился про себя Огонек, примериваясь, как вернее хрястнуть статуэткой Громовержца о плиту подоконника. Тресь! Шар Мира с ладонью откололись. — Это я для барышни, чтобы ее спасти».
— Вот порошки, — прибежала Эрита.
Огонек уже помахал пращой для пробы, вроде получилась годная.
— Нижний этаж я более-менее помню, — заговорил кадет звенящим, напряженным голосом. — От жандармов, которые на крыльце, мы убежать не успеем. Но если откроем окно… Вы улететь сможете? Ночь лунная, хоть и небо в тучах.
— Ой, не знаю, — растерялась желтоглазая. — Это быстро не делается! Только если кто-нибудь поможет… И что же, вы тут останетесь?
