Я ухмыльнулась:
— Я тебе правлюсь. Очень, очень нравлюсь!
— Не переигрывай, Страж.
Я открыла подвальную дверь и помахала рукой:
— Сначала возраст, потом красота.
Этан хмыкнул, но я заметила след улыбки.
— Забавно.
Когда я повернула в сторону оперотдела, полагая, что надо исполнить свой долг, отметиться и сообщить Люку, что я сохранила Этана целым и здоровым во время нашей экскурсии, Этан придержал меня:
— Ты куда?
Я выгнула бровь:
— Я не настроена продолжать вечеринку, если ты это предлагаешь. — В ответ на его непонимающий взгляд я пояснила: — Мне надо проверить мою папку в оперотделе.
Он отпустил мою руку и засунул ладони в карманы
— Ты мне еще понадобишься, — заявил он. — Подожду.
Нахмурившись, я отвернулась и пошла к закрытым дверям оперотдела. Понятия не имею, чего ему надо, и это не та загадка, которая мне могла бы понравиться.
Когда я открыла дверь и проскользнула внутрь, меня приветствовали свистом, заставившим бы гордиться строителей этого дома.
Джульетта повернулась на стуле, чтобы рассмотреть меня, потом подмигнула:
— Хорошо выглядишь, Страж.
— Она права, — заметила Линдси со своего насеста. — На удивление прилично.
Я закатила глаза, взялась за подол платья и изобразила реверанс, потом сняла свою папку с полки. Там был один лист бумаги — распечатка записки, которую Питер отправил Люку по электронной почте. С именами папарацци, имевшими поручение написать о Доме Кадогана и названиями газет, интернет–сайтов и журналов, с которыми они сотрудничали.
Я поискала глазами Питера и увидела, что он разглядывает меня с любопытством.
— Быстрая работа, — сказала я ему, помахав бумагой.
— Ты удивишься, узнав, как много пользы от клыков, — ответил он. Одарил меня озадаченным взглядом и, ринувшись обратно к компьютеру, забегал пальцами по клавиатуре.
Странный тип.
— Полагаю, наш с тобой сеньор в порядке? — поинтересовался Люк.
— Цел и невредим, — сказал голос за моей спиной.
Я оглянулась. Этан стоял в дверях, скрестив руки на груди.
— Пойдем? — спросил он.
Я молча выругалась в ответ на его предложение, точно зная, что подумают другие охранники. А именно: представят себе всякие непристойности на повестке дня. Несмотря на его влечение ко мне, я была не настолько глупа. Я — инструмент в ящике Этана, пропуск, которым можно воспользоваться для доступа.
— Конечно, — ответила я, предупреждающе глянув на Линдси.
Она сжала губы, будто старалась не ляпнуть лишнего.
Я вернула папку на место и с бумагой в руке последовала за Этаном на первый этаж. Он направился по коридору к главной лестнице, повернул за угол и поднялся еще на этаж выше. Остановился перед дверями, которые, как я знала, ведут в библиотеку. Ее я еще не успела изучить. Я встала рядом с ним. Он бросил на меня косой взгляд:
— Ты не была здесь?
Я отрицательно покачала головой.
Казалось, он обрадовался моему ответу, улыбнувшись со странным удовлетворением, и взялся за дверную ручку обеими руками.
— Страж, твоя библиотека!
ГЛАВА 10
Что можно узнать о человеке по размеру его библиотеки
Невероятно!
Открыв рот от изумления, я вошла внутрь и медленно повернулась вокруг себя, чтобы оглядеться. Библиотека была квадратной и занимала третий и четвертый этажи Три высоких сводчатых окна освещали помещение. Прихотливые перила из кованого красного железа окаймляли верхний этаж, куда можно было подняться по витой лестнице из такого же металла. На столах стояли медные лампы с зелеными абажурами.
Стены — от пола до потолка — закрыты книжными полками. Большими и маленькими, в кожаных переплетах И мягких обложках, разделенными на секции: история, справочники, физиология вампиров, даже маленький отдел художественной литературы.
— О. Мой. Бог!
Этан хихикнул позади меня:
— Сейчас мы квиты даже по вопросу о превращении без согласия.
Я бы согласилась с чем угодно, лишь бы прикоснуться к этому сокровищу, поэтому бросила отсутствующим голосом «конечно», подошла к одной из полок и провела кончиками пальцев по корешкам. Эта секция была посвящена западной классике. Дойл стоял между Диккенсом и Дюма, Кэрролл над ним и Элиот внизу.
Я сняла с полки переплетенный в синюю кожу экземпляр «Холодного дома» Диккенса. Открыла, перевернула фронтиспис из веленевой бумаги и посмотрела на первую истрепанную страницу. Шрифт мелкий и так глубоко впечатан в бумагу, что чувствуется на ощупь. Я счастливо всхлипнула, закрыла книгу и убрала ее на место.
— Ты — рабыня книг, — захихикал Этан. — Если бы я знал, что тебя так легко подкупить, привел бы тебя в библиотеку несколько недель назад.
Я издала согласный звук и вытащила тонкий томик поэзии Эмили Дикинсон. Провела большим пальцем по страницам в поисках нужного стихотворения и прочитала вслух:
Я принял смерть, чтоб жила Красота.
Но едва я был погребен,
Как в соседнем покое лег Воин другой —
Во имя истины умер он.
«За что, — спросил он, — ты отдал жизнь?» —
«За торжество Красоты».
«Но Красота и Правда — одно.
Мы братья — я и ты»
[13]
.
Я с нежностью закрыла книгу и вернула ее на полку, затем перевела взгляд на Этана, стоявшего рядом со мной с задумчивым видом.
— Ты умер во имя истины или правды?
— Я был солдатом, — ответил он.
Его слова поставили меня в тупик. Мысль о воюющем, а не плетущем тайные интриги Этане была удивительной. Но представить Этана в центре боя — нормально.
— Где? — тихо спросила я.
Повисло тягостное молчание, в наклоне его подбородка ясно читалось напряжение. Потом он изобразил явно фальшивую легкую улыбку:
— В Швеции. Давным–давно.
Он вампир уже триста девяносто четыре года. Я сделала кое–какие исторические подсчеты.
— Тридцатилетняя война?
Он кивнул:
— Именно. Мне было семнадцать, когда я первый раз сражался. Дожил до тридцати, когда меня превратили.
— Тебя превратили в бою?
Еще один кивок, без уточнения. Я уловила намек.
— Полагаю, и меня превратили в бою, фигурально выражаясь.
