Я взглянула на него и увидела, что он продолжает смотреть на меч. Он явно не понимал, что я трудилась вдвойне, чтобы помочь ему. Поскольку я уже решила ничего ему не говорить, вопрос остался без ответа. Мгновение мы молча вытирали клинки.
— Ответа нет? — наконец спросил он.
Я покачала головой.
— Ты такая же упертая, как она, клянусь Богом!
Без комментариев, хотя я была с ним согласна.
Я убрала меч в ножны.
ГЛАВА 15
Я танцевать хочу!
Вернувшись в Дом, я приняла душ и выбрала белье, затем нацепила набедренные ножны и шпильки с ремешками. Решила сегодня сделать высокую прическу и уложила волосы в узел на затылке. Закончив с подготовительной частью, я осторожно скользнула в платье. Несмотря на то что у Элен было мало времени на выбор, сидело оно идеально. Вид изысканный: бледная кожа, темные волосы, блестящие губы, черное платье. Я выглядела экзотической принцессой — принцессой вампиров.
Неприятный осадок от стычки с Мэллори слегка омрачал волшебную сказку…
В полной боевой готовности я взяла клатч и ножны с мечом и направилась вниз, где ждал сам дьявол.
Он стоял в вестибюле, руки в карманах, стройное тело затянуто в смокинг. Весь в черном, с иголочки, на шее — идеальная бабочка. Волосы распущены, золотые пряди обрамляют лицо, акцентируя поразительно красивые скулы и изумрудные глаза. Он был чересчур прекрасен, недостижимо прекрасен. Это было лицо бога или его порочной противоположности.
— Что не так? — спросил он, не поднимая глаза.
Я спустилась на первый этаж и покачала головой:
— Я бы не хотела говорить об этом.
Он посмотрел на меня; губы едва заметно приоткрылись, когда он вобрал взглядом струящийся шелк.
— Красивое платье. — Его голос был мягким, и эта мягкость делала его куда более мужественным.
Я кивнула, игнорируя подтекст:
— Мы готовы?
Этан склонил голову набок:
— Ты готова?
— Давай уже поедем.
Этан помолчал, затем кивнул и направился к ступеням.
Он позволил мне молчать большую часть дороги в Оак–парк, которая была значительно короче, чем путь в усадьбу Брекенриджей. Но хотя он не говорил, продолжал поворачиваться и смотреть на меня, тайком бросать обеспокоенные взгляды на мое лицо и похотливые — на другие части тела.
Я заметила, но не стала обращать внимание. В тишине машины мои мысли вернулись к разговору с Мэллори. Неужели я забываю, кто я есть и свою жизнь до Дома Кадогана? Я знаю Мэл уже три года. Разумеется, раз или два у нас случались размолвки. Но ничего подобного не было. Мы никогда не спорили по поводу наших избранников и о том, какую роль играем в жизни друг друга. Сейчас все иначе. Это предвестник плачевного исхода. Медленного таяния дружбы, уже ослабленной расстоянием, новыми связями, сверхъестественными бедствиями.
— Что произошло?
Поскольку вопрос Этана прозвучал мягко, я искренне ответила:
— Мы поссорились с Мэллори.
«Из–за тебя», — добавила я про себя, а вслух:
— Достаточно сказать, что она не рада той личности, вампирше, которой я становлюсь.
— Ясно, — В его голосе прозвучало смущение, какого едва ли можно было ожидать от парня, тем более четырёхсотлетнего.
Я не стала кивать в ответ, опасаясь, что от этого движения из моих глаз потекут слезы и размажут тушь, оставят потеки на щеках.
Я была абсолютно не в настроении — ехать в Оак–парк, наряжаться, находиться в одной комнате с отцом, притворяться другой.
— Мне нужна вдохновляющая речь, — сказала я ему. — Ночь и так была ужасна, и я борюсь с искушением взять такси и вернуться в Дом Кадогана, чтобы провести интимный вечер в обществе парочки большущих пирогов с мясом. Я бы не отказалась от одной из этих лекций в духе «Сделай это ради Кадогана!», которые ты так любишь.
Он тихо засмеялся, и этот звук оказался на удивление успокаивающим.
— А если я скажу тебе, что ты прекрасно выглядишь?
Комплимент, вероятно, был самым лучшим и одновременно самым худшим из того, что он мог сказать. Из его уст он звучал весомее и авторитетнее, чем следовало. Меня это беспокоило. Очень. И пугало.
Бог мой, неужели Мэл права? Я пренебрегаю отношениями с Морганом ради этого человека? Меняю настоящую дружбу, искренние отношения на возможность быть с Этаном? Меня словно кружило в вампирском водовороте, остатки нормальной жизни утекали прочь. Что от меня останется?
— Что, если я напомню тебе, — начал он, — что для тебя это счастливый случай несколько часов побыть кем–то другим? Я понимаю, сейчас, наверное, лучше, чем прежде, что ты отличаешься от этих людей. Но сегодня вечером ты можешь оставить настоящую Мерит в Гайд–парке и поиграть. Ты можешь стать… девушкой, которую они не ожидают.
Девушкой, которую они не ожидают. В этом есть что–то приятное.
— Неплохо, — сказала я ему. — И определенно лучше, чем твоя последняя речь.
Этан изобразил вспышку гнева, достойную Мастера вампиров.
— Это долг Мастера Дома…
— …это твой долг — даровать мне привилегию сомневаться, — закончила я вместо него. — И вдохновлять меня, когда можешь. — Я взглянула на него. — Брось мне вызов, Этан, если тебе надо. Я понимаю вызов и могу принять его. Но исходи из предпосылки, что я стараюсь, делаю все, что могу. — Я посмотрела в окно. — Вот что мне надо слышать.
Он так долго молчал, что казалось, рассердился.
— Ты так молода, — наконец произнес он с едкостью. — Всё еще человек.
— Не уверена, комплимент это или оскорбление.
— Откровенно говоря, Мерит, я тоже не уверен.
Двадцать минут спустя мы въехали на подъездную аллею, окружавшую громоздкий дом моих родителей в Оак–парке. Дом был стилистическим сиротой, совершенно отличавшимся от расположенных вокруг «домов прерий» в духе Райта
[26]
. Но мои родители обладали достаточным влиянием на чикагскую администрацию, чтобы их проект одобрили. Таким он и получился — прямоугольная коробка из нездорового серого бетона посреди живописного Оак–парка.
Этан остановил «мерседес» перед входом и протянул ключи одному из вездесущих лакеев, которые, по–видимому, в изобилии водились на этих торжественных вечерах.
— Архитектура… любопытная, — сказал он.
— Она омерзительна, — ответила я. — Но кормят, как правило, очень хорошо.
