Я сглотнула. Может, это была не лучшая идея. С другой стороны, мне оставалось только сохранять хорошее расположение духа.
— Ему приходится платить людям с чувством юмора. Поскольку сам он его лишен, — добавила я, когда Этан не засмеялся.
— Я понял шутку, Мерит, — тихо сказал он, глядя на меня своими сияющими изумрудными глазами. — Просто я не нашел ее забавной.
— Твое чувство юмора тоже оставляет желать лучшего.
Этан покружил меня, затем снова привлек к себе. Самодоволен он или нет, но должна отдать ему должное — парень умеет двигаться.
— Мое чувство юмора идеально развито, — проинформировал он меня, когда наши тела поравнялись. — Просто у меня высокие стандарты.
— И при этом ты снизошел до танца со мной.
— Я танцую в роскошном доме с дочерью хозяина, которая к тому же является могущественным вампиром. — Этан взглянул на меня, подняв брови. — Человек неплохо устроился.
— Человек неплохо устроился, — согласилась я. — А вампир?
— Если я увижу его, обязательно спрошу.
Шутка была достаточно бородатой, чтобы я громко и искренне рассмеялась и испытала странное, сжимающее сердце чувство, наблюдая, как его зеленые глаза светятся от удовольствия.
Нет, — сказала я себе, несмотря на то что мы танцевали и, несмотря на его улыбку и руку, лежавшую на моей талии, теплая тяжесть которой казалась такой естественной Я осмотрелась и увидела, что люди вокруг наблюдают за нашим танцем с явным любопытством. Но в выражении их лиц было что–то еще — вроде умиления, будто они наблюдали за первым вальсом молодоженов.
Я осознала, как это, должно быть, выглядит. Этан, светловолосый и прекрасный, в сюртуке, я — в черном шелковом бальном платье. Двое вампиров, в том числе дочь хозяина, девушка, исчезнувшая из высшего света, только чтобы вернуться под руку с этим красавцем, сплетенные в объятии, улыбаются друг другу. И это первая пара, вышедшая танцевать. Если бы мы на самом деле встречались и хотели предать гласности наши отношения, мы не могли сыграть лучше.
Моя улыбка увяла. То, что показалось новшеством — танец с вампиром в доме моего отца, — начало восприниматься нелепой театральной постановкой.
Должно быть, он заметил, как изменилось мое лицо. Когда я снова подняла на него глаза, его улыбка растаяла.
— Нам не следовало это делать.
— Почему, — спросил он, — нам не следовало танцевать?
— Это неправда.
— Это могло бы быть правдой.
Я посмотрела ему в глаза. В них было желание, и хотя я не настолько наивна, чтобы отрицать химию между нами, отношения между Мастером и Стражем и так достаточно запутанны. Роман их не упростит.
— Ты слишком много думаешь, — сказал Этан с восхищением в голосе.
Я посмотрела на пары, присоединившиеся к нам на танцполе.
— Ты учил меня думать, Этан. Все время думать, составлять стратегии, планировать. Оценивать последствия моих действий. — Я покачала головой. — То, что ты предлагаешь, — нет. Слишком много последствий.
Молчание.
— Туше, — наконец прошептал он.
Я едва заметно кивнула и приняла к сведению.
ГЛАВА 16
Предложение, от которого нельзя отказаться
Мы ели, танцевали и потягивали шампанское около часа. И всё еще не видели ни признака отца или Брекенриджа. Трудно изображать Нэнси Дрю
[30]
, не имея улик.
Наметив, что Этан заинтересованно поднял брови, я автоматически посмотрела в направлении его взгляда, ожидая увидеть поблизости Джошуа Мерита. Но вместо отца в кругу смеющихся людей стоял мэр.
В тридцать шесть лет Сет Тейт был в начале второго срока. Он называл себя реформатором, но оказался не способен обеспечить экономический ренессанс, который во время избирательной кампании предложил вместо политической машины Поттера, правившей Чикаго до его избрания. Именно он назначил моего деда на должность омбудсмена, таким образом официально открыв городскую администрацию и чикагским суперам.
Тейт был высок и в удивительно хорошей форме для человека, целыми днями занимающегося политикой. Кроме того, он был почти до неприличия красив. Лицо падшею ангела — черные волосы, прозрачные голубые глаза, идеальной формы рот — и фирменные манеры плохого парня, без сомнения сделавшие его фантазией не одной жительницы Города Ветров. Его называли самым сексуальным политиком Америки. Это лицо не сходило с обложек глянцевых журналов. Несмотря на все это, Тейт не был женат, но ходили слухи, что у него по любовнице в каждом районе Чикаго. Ни одна из них, насколько я знала, не была вампиром. Хотя, повидав сладострастных нимф, управлявших различными участками реки Чикаго, я бы не удивилась, если бы он и их поставил в общую очередь.
Я перевела взгляд обратно на Этана, рассматривавшего Тейта, и увидела на его лице странное выражение алчности. И тут шестеренки у меня в мозгу щелкнули и встали на место. Я знала, что Этан хочет получить доступ к моему отцу и ему подобным. Наша попытка сохранить историю с рейвами в тайне от прессы стала удобным предлогом для установления этой связи. Но помимо рейвов и репортажа Этан хотел получить доступ к Тейту, который не торопился общаться.
— Тебе следует сказать «привет» нашему юному мэру, — заметил Этан.
— Я уже говорила ему «привет», — ответила я. Я встречалась с Тейтом дважды. Это много.
— Да, — сказал Этан. — Я знаю.
Медленно я уставилась на него, подняв брови:
— Ты знаешь?
Этан глотнул шампанского.
— Люк изучает прошлое своих охранников, Мерит. Ты — не исключение. Я видел досье, и я читаю «Трибьюн», как и многие другие.
Мне следовало знать, что они найдут статью, и понимать, что Люк сразу покажет ее Этану.
Я гостила дома во время длинных выходных на первом курсе Нью–Йоркского университета. Мои родители купили билеты на «Джоффри–балет», и мы столкнулись с Тейтом около театра, где репортер «Трибьюн» сфотографировал обмен рукопожатием. Не из тех сцен, которые стоит фотографировать, за исключением того факта, что она почти точно повторяла фотографию из «Трибьюн» шестилетней давности. В тот первый раз мне было четырнадцать, и я танцевала маленькую роль в балетной постановке. Тейт тогда был молодым олдерменом, два года как закончившим юридический колледж. Вероятно, чтобы навести мосты к моему отцу, он принёс мне цветы после спектакля. Я еще была в костюме — трико, пачка, пуанты и чулки, — и фотограф поймал его в тот момент, когда он протягивал мне завернутый в упаковку букет белых роз. Репортер «Трибьюн», поймавший нас на выступлении «Джоффри–балета», по–видимому, любил символизм, и в итоге оба снимка попали в местные газеты.
