В этот миг, в этом месте — вакуум. Неоспоримая привлекательность небытия, отсутствия боли.
И затем ощущения, которых я ждала, не зная того, два месяца.
Мир ускорился и взорвался музыкой. Ночь запела — голоса, звуки машин, гравия, крики и смех. Животные на охоте, люди болтают, дерутся, занимаются сексом. Над головой пролетел ворон. Ночь сияла — лунный свет придавал всему более резкие очертания. Мир был шумным — звуки и запахи, которых мне явно не хватало последние месяцы, чувства хищника.
Я взглянула на Селину, и она улыбнулась. Торжествующе усмехнулась.
— Ты утратила человечность, — сказала она. — Ты никогда ее не вернешь и не сможешь защитить себя. Ты знаешь, кого винить.
Я хотела молчать, ничего не говорить, но услышала, как отвечаю ей, спрашиваю ее:
— Этана?
Один кивок, и, как будто ее задача была выполнена, Селина разгладила блузку, повернулась и ушла в тень. Исчезла.
Мир выдохнул.
Я оглянулась и увидела в нескольких ярдах светящийся провал ворот Кадогана. Он там.
Я сделала шаг, ребра по–прежнему вопили от боли.
Я хотела сделать больно кому–то еще. И пошла. Мы пошли — вампирша и я — назад в Дом Кадогана.
Стража в воротах впустила меня, но я слышала шепот, они переговаривались, сообщали обо мне вампирам внутри.
Лужайка у входа пустовала, дверь была приоткрыта. Я медленно поднялась по ступенькам, по одной зараз, прижимая руку к ребрам. Боль немного утихла, поскольку началось заживление, но была достаточно сильной, чтобы вызвать слезы на глазах.
Внутри Дома царила тишина. Пара вампиров застыла, глядя, как я решительно прохожу мимо, сузив глаза хищника от резкого электрического света.
Мерит?
Я услышала голос в голове.
Найди меня — приказала я и остановилась на полпути между лестницей, коридором и гостиными.
Вдалеке в коридоре открылась дверь его кабинета. Он вышел, окинул меня взглядом и двинулся вперед.
— Ты сделал это со мной.
Не знаю, услышал ли он меня, но выражение его лица не изменилось. Он приблизился, остановился. Его глаза расширились, и он пристально посмотрел на меня:
— Господи, Мерит, что случилось?
Мой меч свистнул, когда я выхватила его из ножен и, сжав обеими руками, почувствовала, что круг замыкается. Я закрыла глаза, купаясь в тепле предвкушения.
— Мерит! — На этот раз в его словах прозвучал приказ.
Я открыла глаза, чуть не отступив, инстинктивно желая склониться перед волей Мастера — моего создателя, но поборола это и, несмотря на дрожащие конечности, подавила желание подчиниться.
— Нет, — услышала я свои слова, тихий шепот.
Его глаза опять расширились, затем метнулись куда–то за мою спину. Он отрицательно покачал головой и снова взглянул на меня. Тихий, интимный, настойчивый голос:
— Приди в себя, Мерит. Ты же не хочешь драться со мной.
— Хочу, — услышала я голос, который едва ли мог быть моим. — Возьми сталь, — посоветовала она ему.
Мы посоветовали.
Он долго стоял — молча, спокойно, прежде чем кивнуть. Кто–то протянул ему клинок — катану, сверкнувшую на свету. Он взял ее, скопировал мою позу — катана в обеих руках, тело наклонено.
— Если единственный способ вернуть тебя из этого — пролить кровь, да будет так.
Он прыгнул.
Легко забыть, что он был солдатом. Идеально сидящий костюм от Армани, безупречные белые сорочки и всегда сияющие итальянские туфли — ежедневный наряд топ–менеджера корпорации, а не предводителя банды из трехсот двадцати вампиров.
Это была моя ошибка — забыть, кто он. И что он возглавлял Дом Кадогана не случайно и не только благодаря политике и возрасту, но еще и потому, что он умел сражаться, знал, как это делается.
Он был солдатом и научился воевать в разгар мировой войны. Она заставила меня забыть об этом.
Наблюдать за ним — потрясающе, или было бы потрясающе, если бы не я была объектом его рубящих и режущих ударов и взмахов, пинков и поворотов, совершаемых его телом почти без усилий. Выпады и блоки. Он был так быстр и точен.
Но боль начала утихать, и, так долго подавляемая, сдерживаемая моими человеческими ощущениями, опасливыми страхами, она — вампирша — бросилась в драку.
И она была быстрее.
Я была быстрее.
Мое тело ринулось к нему, и я закружилась, используя катану, чтобы резать, заставлять его двигаться, вертеться, наносить мечом удары, которые выглядели неуклюжими по сравнению с моими.
Не знаю, как долго мы сражались, охотились друг на друга в кольце вампиров, на первом этаже Дома Кадогана. Мои волосы намокли от пота и прилипли к голове; слезы текли по лицу; руки и колени покрылись кровью; сломанные ребра ныли. Рукава моей блузки порваны в клочья из–за едва не пропущенных ударов. Сначала он позволил поиграть в игру, подошел достаточно близко, чтобы дать возможность установить контакт, перед тем как он ускользнет. Но теперь он крутился, чтобы спасти свою шкуру. Выражение его лица — непроницаемого, сосредоточенного — довольно хорошо говорило об этом. Это тренировочная схватка, а настоящий вызов, битва, в которую я пыталась вовлечь его пару месяцев назад. Битва, над которой он посмеялся. Он задолжал мне настоящее сражение, знак признания того, что меня не спросили, хочу ли я стать вампиром. Но я все равно подчинилась его власти, потому что он попросил меня об этом. Это как вознаграждение. Он — мой Мастер, но я принесла клятвы и он задолжал мне битву. Честную битву, потому что я готова драться за него. Убивать за него. Принять удар, предназначающийся ему, если необходимо.
— Мерит!
Я пожала плечами в ответ на зов и продолжала драться: уворачивалась, крутилась и улыбалась, нанося удары клинком, парируя и нападая, уклоняясь, чтобы не оказаться на линии его честной стали.
— Мерит!
Я блокировала его удар и, пока он восстанавливал баланс и ориентацию, оглянулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэллори, моя подруга и сестра, вытягивает руку с пульсирующей сферой голубого пламени на ладони. Она подбросила ее, и сфера полетела ко мне, и меня окутал огонь.
Свет вырубился.
ГЛАВА 24
И… и… и… и… изменения
Бледно–золотой сияющий свет. Запах лимона и уюта.
Затем боль, холод и тошнота. Волны тошноты.
Боль, скрутившая мой живот, и жар, пылающий на щеках. Кожа настолько горячая, что слезы, текущие по лицу, оставляют холодные соленые следы.
Происходило то, что в первый раз я практически не запомнила.
Превращение. Я переживала его завершение.
Я всхлипнула от боли, терзающей меня, стискивающей мышцы, вгрызающейся в кости.
