— Пировали, — добавил Люк.
— Некоторые люди позволяют пить свою кровь, — предложила я, переводя взгляд с Люка на Этана. — Я имею в виду, они добровольно участвуют в вампирских пирах и знают, что это не пикник. Мы все видели «Другой мир». Я уверена, что есть люди, которые находят подобные вещи… притягательными.
Этан кивнул:
— Некоторые люди соглашаются потому, что хотят заслужить, доверие вампиров, полагая, что так они становятся нашими ренфильдами — слугами, или потому, что находят в этом нечто сексуальное.
— Они думают, что это круто, — резюмировал Люк.
— Они считают, что время от времени вращаться в нашем мире — действительно круто, — саркастически уточнил Этан. — Но рейвы проводятся вне контроля вампирских Мастеров. Согласие провести время в обществе вампиров может означать согласие на глоток–другой. Но если вампир хочет принять участие в деятельности такого рода — запрещенной Домами, — вряд ли его остановит просьба человека прекратить. — Он серьезно посмотрел на меня. — И мы знаем, как критично согласие, когда на кону человеческая кровь и жизнь.
Я знала о согласии, так как у меня не было шанса его дать. Потому что Этан даровал мне бессмертие, чтобы спасти от лакеев Селины, и это было мгновенное решение. Я понимала ощущение вседозволенности, которое рождалось при запретном укусе… Особенно когда вампира не интересует глоток–другой.
— Лишив людей нескольких пинт крови, — сказал Люк, — вдобавок к причиненному вреду вампиры часто пытаются зачаровать смертных, чтобы заставить их забыть о произошедшем — об оскорблении действием, которому они подверглись. И будем откровенны: вампиры, посещающие рейвы, как правило, не на верхушке пищевой цепочки. Это значит, что они не очень хорошо чаруют.
Способность зачаровать человека — сделать его подконтрольным — индикатор экстрасенсорных способностей вампира, одна из трех составляющих вампирской силы, наравне со стратегией и физической силой. Я, например, никого не могла зачаровать, хотя пару раз пыталась. Но мне было свойственно сопротивление подобным чарам, что послужило одной из многих причин, почему Селина Дезалньер меня не жаловала. Она была королевой зачаровывания, и ее, должно быть, пробирал до костей тот факт, что я невосприимчива к ее контролю.
В результате не только люди поневоле становились закуской для вампиров, но преступниками оказывались не самые лучшие вампиры. Все это не добавляло положительных красок к сценарию, который люди могли бы посчитать комфортным, а я не была человеком уже почти два месяца. Люди согласились жить с нами, понимая, что вампиры больше не пьют кровь у людей, а употребляют донорскую кровь, поставляемую фирмами вроде «Кровь для вас». Только четыре из двенадцати американских Домов, включая Кадоган, продолжали участвовать в ритуале пития, так сказать, «прямо из крана». Но те, кто пил живую кровь, делали это после согласия и санкционировано — внутри Дома, после тщательного анализа и подписания нотариально заверенного договора. В трех экземплярах! (Лично я не была готова ни душевно, ни эмоционально пить кровь из чего бы то ни было, кроме пластика.)
К несчастью, вампиры, пившие кровь у людей, считались ретроградами. По крайней мере, такой образ увековечила Селина, организуя выход вампиров из подполья. Пьющие кровь в массовом порядке и без контроля, даже если люди дали согласие, были ожидаемым пиар–кошмаром.
Поскольку вампиры, выбравшие для себя живую кровь, должны были тщательно соблюдать меры предосторожности, у меня возник вопрос.
— Какие Дома участвуют в рейвах? — спросила я.
— Теоретически — ни один, — пробормотал Люк, вызвав одобрительный кивок Этана.
— Ты знаешь, что некоторые Дома продолжают пить кровь у людей, — ответил Этан. — Но ни один Дом не потворствует рейвам.
— Может, какие–нибудь вампиры действуют исподтишка, или это бродяги, — добавил Люк, имея в виду немногих вампиров, обитавших вне системы Домов, — Вероятно, вампиры–бродяги из других городов и стран. Объедини их, и ты получишь змеиное гнездо с голодными вампирами и наивными, ищущими приключений людьми. Плохая компания.
Я скрестила руки и посмотрела на Этана:
— Понимаю твои заботы, но как получилось, что Страж Дома узнает о рейвах только сейчас?
— Мы их не афишируем, — мягко ответил Этан. — Тем не менее, теперь ты в курсе, и мы надеемся, сможешь оказать нам кое–какие услуги.
Он взял серую папку, лежавшую поверх всей стопки на столе, открыл ее и продемонстрировал скрепленные документы и маленькую цветную фотографию.
— Мы понимаем, что журналист сейчас проводит предварительное расследование. — Этан взял фотографию и показал мне. — Полагаем, вы знакомы.
Я протянула руку, осторожно взяла снимок у Этана и уставилась на знакомое лицо:
— Привет, Джейми.
ГЛАВА 4
Комитет по организации вечеринки
— Это младший Брекенридж, — пояснила я Этану и Люку, повернувшемуся на стуле, чтобы наблюдать, как я хожу взад–вперед по кабинету. — Младший из четверых сыновей. — Я остановилась, уставилась на фотографию, которую держала в руке, и попыталась сосчитать. — Николас на три года старше. Потом Финли и Майкл — самый старший.
— Николас твой ровесник? — поинтересовался Этан.
Я взглянула на него:
— Да. Ему двадцать восемь.
— И как долго вы с ним встречались?
Я подавила желание спросить, откуда стало известно, что у меня был роман с Николасом, понимая, что у Этана не меньше связей, чем у моего жадного до денег отца, и что он такой же кладезь информации. Интересно, не Этан ли тайный источник моего деда? Во всяком случае, его доступ к информации так же основателен.
— Почти два года, пока учились в колледже, — сказала я.
Николас Этерелл Арбукл Брекенридж (мои братья дразнили его из–за имени) был просто прекрасен — вьющиеся темные волосы и голубые глаза, — играл Ромео в студенческой постановке Шекспира и выполнял роль редактора школьной газеты. Он был весел, уверен в себе плюс наследовал «Брекенридж индастриз», если не считать Майкла и Финли.
Основанная их прапрапрадедом корпорация производила стальные комплектующие для строительной промышленности. По слухам, им принадлежала изрядная часть Петли
[5]
. Но хотя мальчики Брекенриджи ни в чем не знали недостатка, им прививали здоровое отношение к деньгам. Школа, колледж, работа, чтобы заплатить за обучение. Майкл и Финли после колледжа занялись семейным бизнесом, а Ник променял бизнес–школу и юридический факультет на изучение журналистики в Северо–Западном университете, после чего отправился в поездку по Африке южнее Сахары, изучая воздействие медицинской помощи Запада. Вернувшись в Штаты с Пулитцеровской премией в активе, он стал работать репортером в «Нью–Йорк таймс».
