– В общих чертах. Когда летим и какими силами?
– Отбери человек пятнадцать-двадцать, больше ты всё равно не найдёшь. Да я так думаю, что больше и не надо. Вылет по готовности, в течение суток. Американская операция идет уже вторые сутки, и окончания её пока не видно. Хотя пару поселений, как докладывают нашим ангольцы, они уже оставили. Но там якобы обнаружилось много непонятного. В общем, на месте разберёшься…
– И кого мне брать на дело?
– Как будто ты не знаешь! Естественно, в первую очередь рассчитывай на твоих проштрафившихся и трудновоспитуемых.
– А если кто добровольно вызовется?
– Да ради бога, только вот тут давай без фанатизма. Особо ценных специалистов старайся не привлекать. Оружие и снаряжение получишь любое, какое сочтёшь нужным, естественно, из того, что есть у нас в наличии. Соответствующий приказ подписан, на сборы тебе двадцать четыре часа максимум, время пошло. По готовности доложишь.
Судя по всему, заданьице предстояло ещё то. А если приказ исходит от «неистовой Данки», значит, следует ждать «близких контактов третьего рода» со всяким неприятным стреляющим железом, в тайны мозгов которого наша военная наука ещё, похоже, не проникла. А значит, надо брать с собой адекватную убивалку.
Постояв несколько минут на дворе под ленивым январским снежком, я поправил ушанку, застегнул утеплённый бушлат и потопал «собирать ополчение», словно Минин с Пожарским. Начал, как обычно, с командного состава.
Тупикову я не без груда нашёл в парке техники, где она в очередной раз «отбывала наказание». Два лысопогонника из последнего призыва, одетых поверх необмятой камуфляжной формы в великоватые спецовки, сосредоточенно подновляли камуфляж на одном из стоявших в боксах «Спрутов». Якобы руководившая ими и процессом окраски Машка, безмятежно сопя, дрыхла на броне соседней машины, плотно завернувшись в зимний бушлат и караульный тулуп поверх сложенного в два слоя брезентового чехла (в боксах с техникой было холодно).
– Па-адъём! – скомандовал я.
– А в лоб? – спросила Машка с брони сквозь сон.
– Вставай, дочь гвардейской бригады, а то выгребу и мехом внутрь выверну, прям здесь!
Лысопогонники, бросив работу, мгновенно приняли строевую стойку.
– А, тарищ майор, – зевнула Тупикова, лениво открывая один глаз. – Никак опять воспитывать будете?
– Тебя, радость моя, воспитывать – всё равно что дерьмо мельхиоровой ложкой кушать.
– Это в каком смысле?
– В смысле – противно и никакого удовольствия. Кстати, на какую тему тебя в этот раз полагается воспитывать?
– Чиво?
– Чем провинилась, красавица?
Здесь я спросил абсолютно искренне. То, что Тупикова опять куда-то влипла, я, конечно, знал, а вот подробностями поинтересоваться как-то не успел.
– Да ничем. Отмечали Новый год, ну, это дело слегка затянулось. Ну, потом сыграли в картишки, сперва на желания, потом на раздевание. А этот дятел опилочный, кэп Колмогоров из финчасти, отказался догола раздеваться, хоть и проиграл.
– И что?
– Ну, мы ему объяснили, кто он после этого. Он в драку, я ему в фейз. Ушёл домой с расквашенной рожей…
– И это всё?
– Нет, тарищ майор. Прибежала эта дура, ну баба евоная…
– Кто-кто?
– Ну, жена. И тоже драться полезла, жучка, всё маникюром своим мне в глаза нацеливалась, сусанна буева. Мол, мы тут все проститутки-извинитутки, спаиваем её правильного Лёшеньку, то да сё. А я, типа, среди прочих первая оторви да брось…
– А ты что же?
– Ну, пришлось её слегка обездвижить. А меня потом сначала под арест, а потом на хозработы…
– Понятно. Всё с тобой ясно. Давай слезай с подводы, героиня-подводница, тебя ждут великие дела!
– Это какие? – искренне удивилась Машка, уже окончательно проснувшись и спрыгнув с брони на бетонный пол.
– Секретные. Называется, привет нам всем от Данки…
– Чё, опять?
– Не опять, а снова, товарищ лейтенант.
– Мать твою етти… А куда на этот раз?
– В Африку. На гору Фернандопо, где гуляет Гипопо по широкой Лимпопо, с вот таким вот Симпопо…
– Ух ты?! А я там ещё не была!
– Да, честно говоря, и не надо бы. Невелико счастье. И так дура дурой. А уж если тебе там, к примеру, голову напечёт африканским солнышком…
– А чё вы сразу обзываетесь, тарищ майор?
– Я не обзываюсь, лейтенант Тупикова, а факт констатирую. И давай уже без обид и прочего мозгового онанизма. Уяснила?
– Так точно!
– Значит, так. Вот тебе список тех, кто в последнее время проштрафился по дисциплинарной части. Первым делом найди Хамретдинова, он сейчас в штабе, на втором этаже, у секретчиков должен груши околачивать. Вот на пару с ним и отберите десятка полтора кандидатур для весёленькой поездки в жаркие страны. На всё про всё вам с Рустиком два часа. По исполнении доложить. Я пошёл тереть тему про оружие и амуницию. Вопросы?
– Никак нет!
– Тогда давай шевелись.
– Так точно!
Рявкнув промышленно-окраинным дурноматом на лысопогонников (от чего они продолжили свои малярные работы с удвоенной энергией), Машка убежала.
Я тоже направился было к выходу, но тут меня окликнул смутно знакомый девичий голос:
– Товарищ майор!
Я обернулся. Ко мне спешила Светка Пижамкина, участница нашей сербской «экспедиции». В полном зимнем обмундировании и великоватой ушанке. Даже с портупеей через плечо и кобурой на боку. Лицо пониже ушанки у неё было, как сказал бы поэт, «свежее и одухотворённое».
– Здравствуй, Светлана! Как служба?
– Здравствуйте, товарищ майор! Служба нормально. Разрешите обратиться?
– Обращайся.
– Я тут ваш разговор краем уха слышала. Скажите, а мне с вами нельзя?
– А на фига тебе с нами? Ведь там убить могут даже вернее, чем здесь. За экзотикой гоняешься? Думаешь, твой труп с лишней дыркой во лбу или в торсе, распластанный на фоне африканской саванны, будет смотреться донельзя сексуально и фотогенично? Нынешняя Африка – это не крокодилы-бегемоты-обезьяны-кашалоты, а языческие культы с человеческими жертвоприношениями, голодуха вплоть до людоедства, грязь, кишечные паразиты, СПИД, эбола, лучевая болезнь и прочие аналогичные «прелести»…
– Да нет. Это я понимаю. Просто всё Сербию вспоминаю…
– Типа, понравилось?
– Не то чтобы понравилось. Просто там нескучно было.
– Со скукой борешься? Ну-ну. Хорошее дело. Смотри только не пожалей потом.
– Не пожалею, товарищ майор, – ответила Светка и как-то по-особенному посмотрела мне в глаза. Ох, не люблю я такие взгляды…
