— А что будет со мной? — тихо спросила Тиффани.
— Что ты имеешь в виду?
— Я рожу тебе ребенка, затем одна поеду за вещами в квартиру — если, конечно, у меня хватит на это сил, — после вернусь в Нью-Йорк и буду пытаться собрать по кусочкам ту жизнь, из которой благодаря тебе так надолго выпала. И снова одна! Весело звучит, не так ли?
— Отправляйся куда-нибудь на курорт. Представь, что ты выздоровела после затяжной болезни… и… прекрати вынуждать меня чувствовать себя виноватой!
— Сомневаюсь, что тебе вообще это свойственно! Где тебе понять, что за пять месяцев, которые длится этот кошмар, я потеряла все, чего достигла за долгие годы упорного труда…
Тиффани была в ужасном настроении, будущее казалось ей таким же безысходным, как настоящее. Если бы не Морган, она работала бы сейчас в Голливуде, жила бы полноценной жизнью…
— Поступай как знаешь! — зло крикнула Морган в трубку. — Сперва надо завершить начатое, а там видно будет. Я тебе еще позвоню. Если тебя внезапно отвезут в больницу, попроси кого-нибудь со мной связаться. — Она швырнула трубку на рычаг. Подчас Тиффани бывает просто невыносимой! Гонору как у примадонны!
Разговор с сестрой произвел на Тиффани тягостное впечатление. Морган оскорбила и унизила, заставила лишний раз вспомнить, что ее используют как вещь. Горечи добавило сообщение Глории о звонке Ханта. Тиффани казалось, что ее нервы обнажены, малейшее грубое прикосновение причиняло ей душевную боль.
Разлука с Хантом по-прежнему терзала ее сердце как незаживающая рана. Почему он вдруг позвонил? Что ему было нужно? Может, он просто хотел услышать ее голос, спросить, почему она отказалась работать над фильмом?
Тиффани закрыла глаза и с болезненной отчетливостью вспомнила голос, лицо, запах кожи любимого, ощущение сильных рук… Слезы покатились по ее осунувшимся, бледным щекам.
Хант возвращался на машине со студии домой и с отвращением думал о предстоящем вечере. Они с Джони собирались пойти на премьеру «Завтра навечно», после которой их ожидал торжественный банкет. Там будут присутствовать половина Голливуда, толпы журналистов, навязчивых, как москиты. Пойдет с ним Джони или нет — не важно. Ему самому не отвертеться. Теперь, когда он делает этот чертов фильм «Шаги на улице», приходится быть на виду.
Неприятно то, что его участившиеся в последнее время одиночные выходы в свет, дают повод для сплетен. Ему и без того уже пытаются навязать роман с одной девицей — здесь в Голливуде так принято, и многие относятся к этому спокойно. Но он-то человек семейный, у него дети. Поэтому прежде всего приходится думать об их благополучии. Как жаль, что рядом с ним нет Тиффани!
Хант поставил машину в гараж и поднялся по ступенькам веранды. Вне всякого сомнения, Джони опять напилась. Хорошо еще, что теперь у них есть домоправительница и можно не беспокоиться за безопасность детей.
Хант вошел в дом и поневоле замер от неожиданности. Из кухни доносились веселые голоса детей, звон посуды — они ужинали. Но не это изумило его. Все сверкало чистотой, в вазах стояли свежие цветы, пепельницы были пусты — более того, вымыты! Но самое поразительное заключалось в том, что отсутствовали набившие оскомину пустые бутылки и грязные бокалы.
В дверях спальни показалась Джони, и Хант невольно открыл рот от изумления. Она была трезва. И великолепно выглядела. Чувствовалось, что жена не один час потратила на прическу и макияж. А в черном с глубоким вырезом вечернем платье и в золотых серьгах, которые Хант подарил ей на день рождения, она была просто неотразимой.
— Привет! — сказала она с мягкой улыбкой. — Если не ошибаюсь, мы идем сегодня на премьеру? В котором часу нам нужно выйти из дома?
— Ты потрясающе выглядишь! Выйдем через полчаса. Я только приму душ и переоденусь. Нет, ты просто сказочно преобразилась! — Хант не преувеличивал: умелый макияж удивительно оживил испитое лицо, а обтягивающее платье эффектно подчеркивало соблазнительные формы ее тела.
— Правда? — Джони смущенно улыбнулась. — Я старалась. С утра сходила в салон красоты, потом зашла к Джорджио и купила это платье. Более того, за весь день я не выпила ни капли. — Она отвернулась, чтобы скрыть от Ханта свои слезы. — Ты возьмешь меня с собой на премьеру, да?
Хант снова видел перед собой ту маленькую Джони, которая когда-то покорила его сердце. Он испытывал одновременно и боль, и странную нежность. Она действительно стремилась доставить ему радость, но, как ни жаль, все ее старания пойдут насмарку, стоит ей на банкете встретить Бо Дерека или Джона Коллинза. Она снова напьется, и только чудо спасет его от скандала. Однако не взять ее теперь он не может.
— Конечно, дорогая! — ответил он.
Стоя под душем, Хант неожиданно осознал, что злится на Джони за ее попытку преображения, и постарался подавить в себе это чувство. Если она всерьез решила избавиться от своего пагубного пристрастия, тогда дети смогут жить в нормальной семье, и мысль о разводе можно будет выкинуть из головы.
Но как выкинуть из сердца образ Тиффани?
19
Морган провела в Нью-Йорке еще неделю. Ей не хотелось торчать в захудалом провинциальном Вайнленде дольше, чем требовала необходимость. Она ежедневно звонила Тиффани, ходила по магазинам, пересмотрела все новые шоу на Бродвее, но большей частью валялась на кровати у себя в номере и читала журналы мод.
Морган избегала встречаться с друзьями. Она радовалась возможности избавиться от отвратительной, уродующей ее одежды «беременной» и бродила по городу в джинсах, футболке, пляжных тапочках, панаме и черных очках. Столкнись она на улице с кем-нибудь из знакомых, ее никто не узнал бы в таком виде.
Единственным человеком, внушавшим ей опасения, по-прежнему был Гарри. Он звонил ежедневно, а то и по два раза в сутки, и допытывался, все ли в порядке и почему она до сих пор в отеле. Однажды в порыве отчаяния Морган сказала ему, что Закери живет вместе с ней, потому что не может показаться на глаза отцу, и она уговаривает его вернуться в клинику.
— Родители не знают, что он у меня. И не должны знать. Я потратила столько сил, чтобы привести его в чувство. Малейшее неверное слово, и все пойдет прахом.
Гарри разозлился и швырнул трубку на рычаг. Он думал о том, что более вздорных, испорченных и эгоистичных людей, чем семейство Калвинов, ему не доводилось видеть в жизни. Вот что значит иметь слишком много денег!
В то самое время, когда Тиффани в Вайнленде, а Морган в Нью-Йорке ожидали рождения ребенка, Закери решил, что устал от Парижа.
Он колесил по европейским столицам уже много месяцев, но не мог положить этому конец. Потребность бежать, скрыться от пережитого кошмара, который как заноза засел в памяти, стремление обрести хотя бы недолгое забвение в новых впечатлениях и все более серьезных дозах наркотика заставляли его двигаться вперед не останавливаясь.
В тот день, когда они с Митч, переодевшись в посыльных из цветочного магазина, благополучно обчистили квартиру его родителей, погибла Смоки. Около девяти часов вечера, когда она вышла из дома, чтобы встретиться с ними, на нее напал уличный грабитель и забил до смерти. Эти два обстоятельства — ограбление и убийство — неразрывно переплелись в сознании Закери. Стоило ему подумать о драгоценностях матери, представить себе безупречные грани бесценных бриллиантов и рубинов, как перед его мысленным взором возникало окровавленное лицо Смоки, проломленный кастетом череп, набухшие от крика синие прожилки на висках, похожие на извилистые линии рек, сеткой покрывающие географическую карту.
