К декабрю оранжерея была закончена. Несколько недель спустя, потрясенные внезапной весной, на ветвях начали расти желтоватые листья, потом появились зеленые бутоны. К первому снегу все уже расцвело, и под зимним солнцем красовались алые розы.
Розы стали моей жизнью. Я продолжал добавлять дополнительные грядки и цветочные горшки до тех пор, пока там не оказались сотни растений десятков цветов и различных форм — гибридные сорта чайных и вьющихся роз, фиолетовая роза центифолия величиной с мою вытянутую руку, и миниатюрные крошки едва ли размером с мой ноготь. Я любил их. Я даже не обращал внимания на шипы. Всем живым существам нужна защита.
Я перестал играть в видеоигры, перестал наблюдать за жизнью других через зеркало. Я никогда не открывал окно, никогда не выглядывал наружу. Перетерпев время, отведённое для моих занятий с Уиллом (я больше не называл их репетиторством, так как знал, что никогда не вернусь в школу), я потом проводил оставшуюся часть дня в саду, читая или глядя на мои розы. Книги по садоводству я тоже читал. Чтение оказалось отличным решением для меня, и я изучал лучшие подкормки, подбирал идеальный грунт. Я не проводил опрыскиваний пестицидами, а смывал вредителей с роз мыльной водой, после чего оберегал их от повторного заражения. Но, даже располагая сотнями цветов, я осознавал, что каждое новое утро принесёт ещё одну маленькую смерть — мои розы увядали одна за другой. Конечно, на смену им появлялись другие, но это было не то же самое. Каждая крошечная, расцветавшая навстречу свету жизнь будет существовать только в теплице, а затем погибнет.
В этом смысле мы были похожи.
Однажды, когда я обрезал у вьющейся розы несколько погибших своих дружочков, вошла Магда.
— Я так и думала, что найду тебя здесь, — сказала она. Она принесла с собой метлу и начала подметать опавшие листья.
— Нет, не надо, — сказал я. — Мне нравится это делать. Это часть моей повседневной работы.
— Но мне просто нечего делать. Ты больше не живёшь в своих комнатах, так что нечего убирать.
— Ты готовишь для меня. Ты ходишь в магазин. Ты покупаешь удобрения для цветов. Стираешь мне одежду. Без тебя я не смог бы жить так, как живу.
— Ты перестал жить.
Я срезал с лозы белую розу: — Как-то раз ты мне сказала, что тебе страшно за меня. Тогда я не понял, что ты имела в виду, но теперь понимаю. Ты боялась, что я никогда не буду способен оценить красоту, такую, как эта роза. — Я протянул ей цветок. Мне было трудно делать это — срезать своих любимчиков, зная, что таким образом цветы погибнут быстрее, чем обычно. Но я учился отпускать. Я так многое уже отпустил. — Тем вечером на танцах была девушка. Я подарил ей розу. Она была так счастлива. Я не понимал, откуда столько радости по поводу розы, дурацкой розы, у которой не хватало лепестков. Сейчас я понимаю. Теперь, когда вся красота моей прежней жизни исчезла, я молю о ней, как о пище. Такое прекрасное творение, как эта роза — я почти хочу съесть её, проглотить целиком, чтобы возместить потерянную для меня красоту. Вот такой была и та девушка.
— Но ты не… ты не будешь пытаться разрушить чары?
— Здесь у меня есть всё, что нужно. Мне никогда не снять проклятие. — Я жестом попросил ее дать мне метлу.
Она кивнула мне немного грустно и протянула метлу.
— Почему ты здесь, Магда? — спросил я, подметая. Я уже не раз задавался этим вопросом. — Что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке, прибираясь за невежами вроде меня? Разве у тебя нет семьи?
Я мог спрашивать об этом, потому что она знала всё о моей семье, которой у меня больше не было. Она знала, что они меня бросили.
— У меня есть семья в моей стране. Мой муж и я — мы приехали сюда, чтобы заработать денег. Раньше я была учительницей, но такой работы не было. Так что мы приехали сюда. Но мой муж, он не смог получить свою зеленую карту, поэтому ему пришлось вернуться обратно. Я много работаю, чтобы посылать им деньги.
Я наклонился, чтобы собрать листья на совок. — У тебя есть дети?
— Да.
— Где они?
— Растут. Без меня. Теперь они уже старше тебя, и у них есть собственные дети, которых я никогда не видела.
Я поднял опавшие листья. — Тогда тебе известно, каково это — быть одиноким?
Она кивнула головой. — Да. — Она взяла у меня метлу и совок. — Но теперь я уже немолода, и прожила долгую жизнь. Когда я сделала выбор, который сделала, я не думала, что это навсегда. А вот сдаваться, когда ты так молод, это совсем другое дело.
— Я не сдался, — сказал я. — Просто я решил жить ради моих роз.
Тем вечером я разыскал зеркало. Оно было наверху, в одной из комнат пятого этажа, куда я отнёс его и оставил на старинном гардеробе.
— Я хочу увидеть Кендру, — сказал я.
На это потребовалось несколько мгновений, но когда она, наконец, появилась, то казалось, что она счастлива видеть меня. — Давненько не виделись, — сказала она.
— Почему зеркалу надо так много времени, чтобы показать мне тебя, когда других я вижу сразу?
— Потому что иногда я занята тем, что тебе видеть не следует.
— Например? Когда ты в ванной?
Она нахмурилась: — Ведьмовские дела.
— Точно. Понял. — Но на одном дыхании я пропел: — А Кендра на горшке.
— Неправда!
— Тогда что ты делаешь, когда я тебя не вижу? Превращаешь людей в лягушек?
— Нет. В основном я путешествую.
— Американскими Авиалиниями или в астральной проекции?
— С коммерческими авиакомпаниями не всё так просто. У меня нет кредитной карточки. А оплата наличными вызывает подозрения у службы безопасности.
— А тебя есть в чем заподозрить, не так ли? Я так думаю, что, просто пошевелив носом, ты могла бы взорвать самолет или что-нибудь в этом роде.
— Это не приветствуется. Кроме того, я могу путешествовать во времени, если путешествую по-своему.
— Неужели?
— Так и есть. Вот ты говоришь, что хочешь поехать в Париж, чтобы увидеть Нотр-Дам. А как насчёт возможности увидеть его строительство? Или Рим времён Юлия Цезаря?
— Ты можешь делать такое, но не в состоянии отменить заклинание? Эй, а меня ты можешь взять с собой?
— Ответ отрицательный. Если бы я околачивалась там с чудовищем, они бы поняли, что я ведьма. А в те дни ведьм сжигали. Вот почему я предпочитаю этот век. Он безопасней. Люди могут творить всевозможные странные безумства, особенно в Нью-Йорке.
— А ты смогла бы сотворить какое-нибудь другое волшебство? Ты говорила, что сожалеешь о проклятии. Ну, так не могла бы ты сделать мне одолжение в качестве своего рода компенсации за это?
Она нахмурилась. — Например?
— Мои друзья, Магда и Уилл.
— Твои друзья? — она выглядела удивлённой. — А что насчёт твоих друзей?
