И вот я смотрю на бюллетень. Ну да, в нем значилось мое имя. — Должно быть, опечатка.
— Точно.
— Мы не виделись с этими людьми два года. С чего бы они номинировали меня на выборы принца выпускного бала?
— Ведь не может же это быть только из-за внешности, а?
— Может и так. Неважно, — я сминаю бюллетень в шарик и пытаюсь попасть в урну для мусора. Промахиваюсь и встаю, чтобы поднять его.
Но учитель успевает первым.
— Мистер Кингсбери, я знаю, что это ваше, — говорит он. — На будущее, на моих уроках английского — никаких трехочковых бросков.
— Да, сэр.
— Здесь нет особого отношения, Кайл. Ни для кого.
— Да, сэр. — Я отдаю честь, затем запихиваю бюллетень в карман и иду к своей парте. — Осел, — шепчу я Линди.
Линди смотрит на учителя.
— Кайл имел в виду, что он очень извиняется и это больше не повторится.
Вокруг нас все захихикали. Я обратил внимание, что мало кто вообще заполнил свои бюллетени. И насчитал как минимум три бумажных шарика, ожидающих броска в мусорное ведро, как только учитель снова повернется спиной, а кроме них: два бумажных самолетика и одно изделие оригами, не считая тех, кто просто отложил бюллетени и обменивался записками.
— Нам необязательно идти на танцы, — говорю я Линди. — Это не слишком интересно.
Но Линди отвечает: — Конечно, мы пойдем. Я хочу получить от тебя настоящий букет — розу любого цвета, на твой вкус, — и у меня есть прекрасное платье.
Должно быть, учитель решил, что мы потратили достаточно много времени, при этом не заполнив бюллетени, поэтому он начинает занятия, и мы больше часа посвящаем английской литературе, с которой мы с Линди уже познакомились, благодаря двум годам домашнего обучения с Уиллом.
Выходя, я сворачиваю к учителю.
— Классный парень, выставил нас на посмешище.
Мистер Фраталли пожал плечами.
— Эй, ты же не хочешь, чтобы люди считали, что я выделяю кого-то лишь потому, что мы случайно живем в одном доме.
— Я бы не отказался, — но я шучу, и поднимаю руку, чтобы он ударил по ней ладонью. — Увидимся позже, Уилл?
— Намного позже, — говорит мистер Фраталли — Уилл. — У меня вечером занятия. Не хочу, чтобы пришлось всю жизнь учить маленьких сопляков вроде тебя.
Уилл тоже учится. В аспирантуре, чтобы стать профессором. Но я добился от отца отличных рекомендаций для него, и пока он преподавал в Таттле.
— О, да, — говорю я. — Хорошо, мы проследим, чтобы твоя пицца не остыла.
— Я думал, ты будешь так усердно заниматься, что даже на заказ пиццы времени не останется.
— Значит, ты ошибся. Эти занятия куда проще, чем те, которые были у нас раньше.
После школы мы с Линди обычно едем на метро в наш дом в Бруклине, где мы по-прежнему живем вместе с Уиллом. Мой папа предложил мне переехать обратно в его квартиру на Манхэттене, но, полагаю, мы оба испытали облегчение, когда я отказался. Я хотел, чтобы Линди могла остаться. Так что теперь мы все были вместе.
— Не хочешь прогуляться к Строберри Филдс? — спрашиваю я Линди, когда мы выходим из Таттла. Иногда мы ходим туда, чтобы посмотреть на сад.
Но сегодня Линди качает головой.
— Я хочу посмотреть кое-что дома.
Я киваю. Дом. Это слово по-прежнему звучит для меня причудливо и красиво — у меня есть дом, куда я могу пойти и приехать, место, где живут люди, такие же, как я.
Когда мы добираемся до дома, Линди исчезает наверху. Ее комната все там же, на третьем этаже, и я слышу доносящийся сверху шум. Я беру зеркало, которое мы храним на почетном месте в гостиной, то — восстановленное — зеркало, которое Кендра принесла в день, когда заклятие разрушилось. — Я хочу увидеть Линди, — говорю я ему.
Но, как и всегда, я знал, что произойдет — я увижу только свое лицо. Волшебства больше не было, но его отголоски будут вечны. Нас с Линди совершенно точно свело волшебство.
Линди спускается несколькими минутами позже.
— Где оно? — спрашивает она.
— Где что? — я беру пачку Читос и стакан молока. Я наконец-то разобрался, что где на кухне.
— Платье Иды, — говорит Линди. — Я собираюсь надеть его на танцы.
— Это то, что ты хотела надеть?
— Да. С ним что-то не так?
— Ничего, — я беру еще горсть Читос.
— Это из-за того, что оно не новое?
Я качаю головой, вспоминая свою реплику, адресованную Кендре: — Вообще-то здесь принято покупать к танцам новые платья.
Я хотел бы вмазать этому парню, если не считать того — о, да! — что это был я.
— Просто… я не уверен, что хочу, чтобы другие видели… знали о… неважно. Оно прекрасно.
— Ты сожалеешь, что не можешь пойти с какой-нибудь признанной королевой или как?
— Да, верно. Нет. Нет. Прекрати задавать мне глупые вопросы. Все в порядке.
Она улыбается. — Тогда где мое платье?
Я отвожу взгляд. — В моей комнате под матрасом.
Она смотрит на меня с усмешкой.
— Почему оно там? Ты носил его? Вот почему ты не хочешь, чтобы я его одевала? — Она шутит, но все же…
— Нет.
Я отправился вниз за платьем. И не ожидал, что она последует за мной, но она тоже спускается. Я прохожу через все комнаты, миную сад с розами, затем поднимаю матрац и достаю из пространства между ним и пружинной сеткой зеленый атлас. Я помню дни, когда я вдыхал аромат ее духов, хотя никогда не сказал бы ей об этом даже через миллион лет. А еще я помню первый день, когда увидел это платье, первый день, когда увидел его на ней, боясь прикоснуться к ней, но надеясь, что может быть, она полюбит меня.
— Вот. Надень его.
Она его осматривает.
— Ой, здесь несколько отвалившихся бусинок. Может, ты прав и мне не стоит его надевать.
— Ты можешь это исправить. Отнеси его в химчистку. Но сначала надень его, — внезапно мне снова очень сильно захотелось увидеть ее в нем.
Мгновением позже она его надевает, и оно в точности такое же, каким я запомнил его, холодный зеленый атлас контрастирует с ее теплой розовой кожей.
— Вау, — вымолвил я. — Ты такая красивая.
Она смотрит в зеркало. — Ты прав. Я прекрасна.
— И очень скромна. А теперь я хочу попросить тебя кое о чём.
— О чём?
Я беру её за руку.
— Потанцуй со мной.
