Ханна Маклин. Миссис Маклин. О Господи…
— С тобой все в порядке, Ханна?
Нет, подумала она, нет, я не в порядке. Я чувствую себя так, будто заключила договор с дьяволом.
— Ханна? Присядь на минутку. Мне послать за Грантом?
— Нет! — Ханна выдавила улыбку на губах. — Я в порядке. Правда. Просто… просто…
— Нервы в последнюю минуту, — улыбнулась Мэрилин. — Конечно. Я чувствовала то же самое.
— Ты? — мягко спросила Ханна.
Та кивнула и обняла за плечи Ханну.
— Я была отпугивающе жесткой, — сказала она, когда они медленно шли к двери. — Положительно, я собиралась убежать в ту минуту, когда услышала звуки «Свадебного марша». Но затем я увидела Боба, который ждал меня у алтаря, и все тревоги мигом улетучились. Думаю, у тебя будет так же.
Но так не получилось. Грант смотрел так угрожающе, так отчужденно и властно. Она хотела повернуться и убежать, бежать и бежать и никогда не возвращаться. Но его глаза крепко держали ее, они остановились на ее лице и, казалось, притягивали ее, и она медленно двинулась к нему под музыку из Лоэнгрина, негромко звучащую в большом светлом зале.
Грант протянул руку.
— Ханна, — сказал он мягко.
Еще было время бежать, но она подняла голову и вложила свою холодную как лед руку в его. Его пальцы накрыли ее, и ей стало тепло от их прикосновения. Он потянул ее вперед, пока она не приблизилась к нему, улыбнулся, и что-то произошло с ней такое, что невозможно описать или понять, что-то, что было опасным и возбуждающим и что на мгновение заставило ее позабыть об иллюзорности происходящего.
— Есть какое-либо особое место, где бы ты хотела провести медовый месяц? — спросил Грант и, когда она покачала головой, перечислил возможные места так небрежно, словно это были пункты в списке покупок. — Испания? Франция? Италия? Может быть, что-нибудь экзотическое, Япония например, я всегда хотел увидеть храм Ясукуни. Или, может быть, куда-нибудь, где потеплее, — задумчиво произнес он, когда она не ответила. — Мексика, Карибы.
— Мексика, — сказала она быстро, автоматически выбирая то, что ближе к дому. Она никогда не была там, но Салли как-то, вернувшись из Акапулько, с восторгом рассказывала о толпах, музыке и днях, забитых всяческой суетой, организованной служащими отеля. Для Ханны это звучало ужасно, ибо она, уезжая в отпуск, предпочитала быть предоставленной самой себе. Но это был не отпуск, это был притворный медовый месяц, и в таких обстоятельствах распланированные мероприятия, загружающие целые дни, были ей на руку.
— Прекрасно, — ответил он, на чем и закончилось обсуждение.
Длинный белый лимузин подвез их к группе светлых нарядных зданий, со всех сторон окруженных буйно разросшимися деревьями; лазурное море тихо плескалось у нагретого солнцем пляжа.
Улыбающийся служащий провел их в номер-люкс с изысканно обставленной гостиной, ванной из черного и розового мрамора и спальней, похожей на нечто из волшебной сказки — в белой кисее, с бледно-голубой ниткой и тропическими цветами.
— Мне раздернуть занавески на кровати, сэр? — спросил служащий с едва заметной улыбкой, как будто он видел сотни пар, проводящих медовый месяц, и знал, где они окажутся в тот момент, как он оставит их наедине.
Но не они. Не она и Грант. Ханна ощутила тяжесть в груди.
— Ханна? Тебе нравится? Она слегка улыбнулась ему.
— Это… это очень мило.
— Очень мило? — Грант ухмыльнулся. — Думаю, владелец убил бы себя, услышь он такое определение рая.
— Рай? — На этот раз ее улыбка стала более правдоподобной. — Рай. Рай. Это то, что пишется на полотенцах.
— Не смотри на меня так, — сказал он, направляясь к встроенному бару в дальнем конце комнаты, — я не выбирал название.
— Нет. Только место.
— Да. — Он слегка присвистнул, когда взял бутылку шампанского из ведерка со льдом. — «Дом Периньон». Очень здорово.
Пробка негромко хлопнула, и искрящееся вино, пенясь, вытекло из горлышка бутылки. Он налил его в два хрустальных бокала и один протянул ей.
— Я… я, пожалуй, не хочу вина, спасибо.
— Я думал, это, возможно, поможет мне привести тебя в настроение, но… — Он улыбнулся и обнял ее. — Ну вот, мы муж и жена, и теперь я могу тебя поцеловать.
— Ты целовал, — сказала она быстро, — после того как судья провозгласил нас…
— Это был не поцелуй, Ханна, это была формальность. — Его дыхание согрело ее щеку, когда он наклонил голову. — Дай я покажу тебе, что значит поцелуй, — сказал он, и его рот прижался к ее рту. Она издала стон страдания и отвернулась от него.
— Что ты делаешь?
— Хватит игр, — сказал он охрипшим голосом. — Не теперь.
Его рот был холоден и мягок, когда он заставил ее замолчать, медленно, но уверенно двигаясь по ее губам. Она упиралась, а он отодвигался назад, притягивая ее к себе, до тех пор пока не оперся о стену, прижав ее к себе.
— Грант, — сказала она, — не надо.
— Поцелуй меня, — прошептал он. Его язык скользнул между ее губ. — Теперь все в порядке, Ханна, тебя можно отпустить. Все в порядке, дорогая.
Она чувствовала, как тяжело бьется его сердце, чувствовала тепло его тела. Он был теплый, словно белый песок, согретый солнцем, у него был вкус моря, чистого, соленого и мощного. Ее сердце забилось чаще, потом заколотилось. Она почувствовала головокружение, как в тот момент, когда он взял ее за руку и потянул вперед к алтарю несколько часов назад; она чувствовала, словно она плавится, словно падает на пол бесформенной массой…
— Ты сделана не изо льда, — прошептал он, — несмотря на то что пытаешься изобразить это. — Он легонько ударил ее по губам. — Откройся мне, Ханна, дай мне попробовать тебя.
— Нет, Грант, нет. Нельзя!
— Можно, черт тебя возьми, — сказал он с грубой силой. — Ты моя жена!
Его жена. Его жена.
Слова били по ней, кипели в ее крови, и она извивалась в его руках, когда он прижимал ее к себе, и уже не могла сказать, где кончается ее тело и начинается его.
— Ты так прекрасна, — прошептал он и наклонил ее лицо прямо к своему. — Я люблю, как ты смотришь, когда я касаюсь тебя, Ханна. Твои глаза затуманиваются, твой рот становится мягче…
— Грант, — прошептала она, задыхаясь. — Грант, послушай меня. Мы не можем… Я не хочу…
Ее душили рыдания, когда он легонько укусил ее шею. Ее голова упала назад, и он шептал ее имя, когда целовал ее в горло.
— Нет, хочешь, — сказал он заплетающимся языком. Его язык скользнул между ее губами, и она издала стон удовольствия. — Ты хочешь этого, — сказал он, и его руки скользнули вниз по ее телу, его большие пальцы просто прошлись по ее груди и оказались на ее талии. — И это. — Он схватил ее и прижался телом так, чтобы она почувствовала его восставшую плоть.
