— Ты сможешь встать на ноги к Ритуалу Обители Собранных Пожитков? — холодно спросила Гермия.
— Да, конечно.
— Странная произошла вещь. — Гермия подошла к окну и стала смотреть на синее море. На ней было белое платье — оно колыхалось на ветру — и высокий головной убор Гласительницы. Вид, как всегда, суровый и спокойный, и на миг само предположение о том, что она может быть предательницей, показалось Мирани смехотворным. Но потом она обернулась и резко спросила: — Почему Бог предостерег тебя, Мирани? Чем ты его обидела?
Лицо Мирани залилось краской.
— Не знаю, — прошептала она.
Гермия подошла к кровати.
— Не знаешь? Я спросила Оракула, Он со мной говорил. Он недоволен тобой. Говорит, что ты скрываешь от него какую-то тайну. Открой мне эту тайну, Мирани. От Бога не должно быть никаких секретов!
Гермия села на шелковые простыни. От нее исходил легкий аромат лаванды и лимона. Пальцы заканчивались длинными острыми ногтями: она взяла со стола маленький ножик для разделки фруктов, покрутила его в руках.
Мирани отпрянула, вжалась в подушки. И тихо проговорила:
— У меня нет секретов от Бога, Гласительница.
Гермия молчала, лишь еще крепче сжала ножик. Дыхание бесшумно вылетало из приоткрытых губ.
Дверь открылась, и в комнату вошла Ретия. Села. Вид у нее был скучающий.
Гласительница торопливо встала.
— Кто за тобой послал?!
Ретия удивленно посмотрела на нее.
— Ты, Гласительница. Ты мне сказала...
— Это неважно! Молчи! — Она бросила фруктовый ножик на простыню и резко повернулась к двери. — Я помолюсь за тебя, Мирани, — это прозвучало как угроза.
Когда она ушла, Мирани рухнула на подушки и облегченно закрыла глаза. Она слышала, как Ретия ожесточенно втыкает иголку в ткань и протягивает нитку, а откуда-то издалека сквозь этот шорох доносится тихий плеск волн у подножия утеса.
Со всех сторон ей грозят опасности! При мысли о них у Мирани закололо в боку. Но она поправится и сегодня ночью придет на Ритуал в Шестой Дом.
Да, это чудо, что она осталась жива.
"Ты спас меня, как и обещал, — подумала она. И добавила призывно: — Где ты теперь?"
Ответом ей было молчание.
Он играет в Бога
Наверное, за отцом следили люди Шакала. Аргелин никак не мог узнать, что Сетис направляется в Алектро. Хотя сотник в гарнизоне наверняка запомнил его... Сетис крадучись пробирался по замусоренному переулку, надвинув на лицо капюшон и держа наготове миску для подаяния, чтобы сунуть ее под нос всякому, кто приблизится. Он почесал нарисованные на щеках язвы и погрузился в тревожные раздумья.
Орфет застонал, будто в страшных мучениях. Он испускал подобные стоны каждые несколько секунд и при этом беспрестанно звонил в колокольчик, какие носят прокаженные. Сетису это уже изрядно надоело.
— Переигрываешь, — сказал он.
Музыкант пожал плечами, поправил грязные повязки на лице.
— Мне доводилось играть в театре. Я знаю, что такое переигрывать.
Они прошли уже полпути. Крутые улочки Порта опустели, солнце палило нещадно. За ними следили лишь голодные кошки, и Алексос давно уже снял свои повязки и шел сзади, веселый и беспечный.
— Посмотри-ка на него! — возмутился Сетис. — Да его всякий узнает!
— Он весь в грязи и синяках. — Орфет осторожно заглянул за угол, но тотчас же отпрянул, выругавшись так свирепо, что Сетис похолодел.
— Что?!
— Солдаты. Хватай его.
Сетис подбежал к мальчишке, схватил его и прижал к стене. Орфет бросился на землю; оба прикрыли лица, выставили чаши для подаяния.
— Свернись калачиком, — велел Сетис мальчику. — Как будто спишь.
Алексос рассмеялся, но послушался. В знойном воздухе жужжали мухи. Сетиса укусил комар.
— Не говори ни слова, — в отчаянии шепнул он Орфету. — Они ищут тебя.
В следующую секунду из-за угла показались солдаты. Вооруженный эскорт. За ними на плечах шести обливающихся потом рабов проплыли, покачиваясь, носилки. Занавески были отдернуты.
Внутри сидел мальчик. Маленький, с гладким сытым лицом. На нем был роскошный красный халат с золотым шитьем — как в нем, должно быть, жарко в такой зной подумал Сетис, но мальчика это, казалось, ничуть не тревожило. Он возлежал на шелковых подушках и что-то пил из кубка. Рядом сидела женщина с лицом, скрытым под вуалью, и другая — помоложе, темноволосая.
Мальчик встретился взглядом с Сетисом и привстал.
— Стойте! — крикнул он.
— О боже, — простонал Орфет.
Рабы остановились.
— Опустите носилки. — Тонкий голос мальчика звучал повелительно, но, прежде чем рабы успели повиноваться, к нему подскочил капитан стражи.
— Господин, тебе нельзя...
— Не указывай мне, что можно, а чего нельзя. Кто здесь Архон — я или ты?! Я хочу подать милостыню этим нищим.
— Это опасно, господин. Вдруг они больны...
Мальчик насупился. Женщина в вуали — должно быть, его мать — встревоженно сказала:
— Вели слугам продолжать путь.
— Нет. — Мальчишка выглянул из паланкина. — Эй, ты. Подойди сюда! Если я Архон, то ничем не заражусь, правда?
Сетис не мог сдвинуться с места. Орфет застонал. На этот раз они влипли по-настоящему. Из-за угла во главе отряда всадников выехал генерал Аргелин.
Музыкант напрягся, изготовившись к прыжку. Сетиса парализовало от страха.
— He делай глупостей, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Сиди спокойно!
— Что происходит? — Голос Аргелина звучал устало, он изнемогал от жары. — Тео, сейчас же сядь обратно в носилки.
— Дядя, я хочу подать этим людям монетку.
— Тогда брось ее и езжай дальше. Они больны. — Он сверкнул глазами на носильщиков. — ЖИВО! Пока Претендент не заразился! Шкуры спущу!
Сетис услышал чьи-то шаги. Он поднял глаза и увидел Алексоса: тот вскочил, подошел к носилкам и со странной улыбкой на устах посмотрел снизу вверх на мальчика.
— Ты и правда Архон? — спросил он.
Мальчик взял у матери монетку и бросил ее, гордясь собой.
— Да. Купи себе воды.
Серебряная монетка звякнула о мостовую и покатилась к ногам Орфета. Пальцы толстяка схватили ее.
На миг Сетис испугался, что Орфет швырнет ее обратно, потом оба застыли от ужаса, услышав, как Алексос произнес:
— Быть Богом очень больно. Ты это знаешь? Люди будут считать, что тебе ведомы ответы на все вопросы. Будут ждать, что ты принесешь дождь. Серебряные капельки. Ты можешь заставить их падать с неба, как эту монетку?
