Мирани облизала губы. Всю дорогу наверх она изо всех сил пыталась придумать, но так и не придумала, что ей сделать, что сказать. Она села, отряхнула пыль с рук и с туники, поглядела вдаль, на море. Что бы ни случилось, ни когда ей больше не увидеть этой бескрайней синевы, не ощутить солнечного тепла. В любом случае ее жизни на Острове пришел конец.
— Ретия, — начала она. — Послушай, Ретия...
Девушка нахмурилась.
— Если ты солгала...
— Я не лгала. Просто... ну как доказать, что ты разговариваешь с Богом?! Как доказать это самой себе? Может быть, Гермия и вправду слышит голос. Может, ей, как и мне, кажется, что она поступает правильно Да, как и мне. Как и Орфету...
Камни у них под коленями раскалились под лучами жаркого солнца. Ретия побледнела от гнева. Она вскочила на ноги, схватила Мирани за руку и рывком подняла.
— Раз так, — прошипела она, — сейчас же возвращаемся!
И тут глубоко в мозгу у Мирани прозвучал тихий голос:
"Я здесь , — произнес он. — Мы все здесь" .
* * *
Сетис вскочил на ноги. Послышался тихий шорох, сверху на него просыпался дождик из песка, следом упал потревоженный скорпион. Сетис ахнул и поспешно отпрыгнул в сторону. Мелкая тварь юркнула в трещину между камней; Креон ухмыльнулся:
— Их тут тысячи. То и дело ползают туда-сюда.
Потом сверху упало что-то еще. Оно скользнуло по камням, перевернулось, звякнуло о камни, блеснуло в свете горящего факела. Алексос протянул руки и подхватил странный предмет.
К нему тут же подошел Орфет.
— Приношение? Наверху кто-то есть?!
На руке у мальчика лежал серебряный, усыпанный жемчугом браслет.
Сетис поднял глаза.
— Они нас слышат?
Креон рассмеялся.
— Хороший вопрос. Я не раз пытался разговаривать с теми, кто наверху, но понятия не имею, слышат они меня или нет. Камень искажает звуки. Сам послушай...
Сверху доносились голоса, но смысл слов терялся. До дна пещеры доносилась лишь причудливая мелодия из певуче растянутых слогов. Язык, процеженный через многометровую толщу песка и камня, потерял смысл, окутался тайной. Из расселины, позвякивая о камни, летело что-то еще. Оно упало на песок к ногам Сетиса, тот опустился на колени и изумленно вытаращил глаза.
— Там Мирани!
— Что?! — удивился Орфет. — Ты уверен?
— Она ждет от нас помощи, — тихо произнес Алексос. — Надо вытащить ее из беды.
* * *
Откуда-то издалека прилетел его голос:
«Поговори со мной. Попроси дать тебе знак. Попроси воды, Мирани, и я пришлю ее. Скорее! Аргелин идет. Аргелин все знает!»
Она выдернула руку.
— Хорошо. Тебе нужны доказательства? Ты их получишь!
На тропинке послышался шум, приближающиеся голоса, но Мирани не обращала на них внимания. Она широко раскинула руки и заговорила:
— Услышь меня, Оракул. Услышь, Ярчайший. Пошли мне воды. Пошли скорее, в знак того, что я говорю, с тобой, а ты со мной. В знак того, что я — Носительница. Пошли мне воды, скорее!
Топот бегущих ног. Не стражники, шаги более легкие. Она обернулась — на верхней ступеньке лестницы стояла запыхавшаяся Крисса, и Гайя, и все остальные. Последней на площадку ворвалась Гермия, раскрасневшаяся от гнева и быстрого бега.
Гласительница яростно завопила:
— А ну, встать!
И тут Оракул заговорил. Он задрожал, заскрежетал, вниз посыпались мелкие камушки. В странном, тягучем, гулком шепоте ясно расслышались три слога:
«Ми-ра-ни».
Крисса тихо вскрикнула, зажала ладонями уши; Ретия изумленно отпрянула.
Внутри темной пасти расселины что-то зашевелилось. Мирани шагнула к краю пропасти, и ее, как ножом, резанул гневный вопль Гласительницы:
— Стоять! Замри! — Она рванулась к Мирани, побледнев от ярости. — Это обман! Гласителъница — я!
Из расселины высунулась лапка. Маленькая и грациозная, она зашарила по камням, вслед за ней показалась крохотная головка с горящими черными глазами, затем с пронзительным писком, от которого все вздрогнули, из провала выскочила маленькая обезьянка с приколотым к ошейнику рубиновым скорпионом. В лапках она сжимала золотую чашу.
Гермия отпрянула. На ее лице напрягся каждый мускул; она словно постарела сразу на несколько лет.
Девятеро торопливо опустились на колени, но обезьянка не обратила на них внимания. Она подскочила к Мирани и, вереща, сунула чашу ей в руки. Содержимое пролилось, и тогда все увидели, что в чаше плещется вода: свежая и на удивление холодная.
В первый безмолвный миг в воде отразилось изумленное лицо Мирани. Потом Гермия схватила ее за руку; Ретия вскочила и бросилась на выручку, кто-то закричал. Мирани сорвала с ошейника брошь, обезьянка вырвалась и ускакала прочь. Гермия отняла у нее чашу, бросила ее оземь, расплескав воду по горячим камням. От гнева Гласительница потеряла человеческий облик, в ее глазах полыхало бешенство. Она толкнула Мирани на тропу и разразилась потоком проклятий, грозя страшной местью за измену, за предательство, за осквернение Оракула лживыми уловками. Потом она обернулась к остальным.
— Вы ничего не видели, — визжала она. — Ничего не слышали!
Возле каменных врат во главе фаланги солдат их ждал Аргелин. Гермия швырнула Мирани к его ногам.
— Сейчас же отведи ее в гробницу, — прошипела она. — Пока я сама ее не убила!
* * *
Алексос беззвучно плакал. По его лицу текли слезы.
Он сидел, обхватив голову руками.
Сетис вскочил.
— Мне надо идти. Нужно что-то сделать!
— И на что же ты рассчитываешь? — Орфет положил руку юноше на плечо.
— Сам не знаю на что. — Сетис прокладывал себе дорогу через груды бумажной мебели. — Оставайтесь здесь! Береги Архона, и если я не вернусь...
— Погоди. — Креон встал и сложил руки на груди. — Снаружи уже садится солнце. Тот огромный пылающий костер, которого вы так боитесь, опускается за Лунные горы — Он шагнул вперед. Исчезла хромота, исчезла неуклюжесть, угловатый альбинос стал стройным, изящным юношей.
Сетис попятился.
— Кто ты такой? — в ужасе прошептал он.
— Тень. И тень спрашивает: ты покидаешь нас ради Мирани или ради Состриса?
Сетис оторопело уставился на него.
— Что?!
С лица альбиноса исчезла улыбка.
— Сострис, — повторил он.
Орфет нахмурился, встал, угрожающе нависая над Сетисом.
— Какой еще, к дьяволу, Сострис?
