Голоса.
Они доносились из комнаты Ретии, и один из них был низким. Мужским.
Мужчинам строго-настрого воспрещалось даже близко подходить к Святилищу. Мирани осторожно сняла сандалии и босиком пошла по холодному мрамору. Прежде сюда приходил Аргелин. Но сейчас это был не он.
Она подошла к двери Ретии и остановилась, глядя на выложенное золотом слово «Виночерпица» и изображение скорпиона над ним. Дверь была плотно закрыта.
Мирани прижалась к ней ухом. Шероховатая поверхность оцарапала щеку. Дверь была сделана из кедра и издавала сладкий запах. Голос Ретии прозвучал так близко, что Мирани вздрогнула.
— Уверяю вас, это правда. Это длится уже несколько лет. В стране есть люди, которые устали от тирании и обмана.
— В их число входишь и ты? — голос был низкий, сумрачный. Мирани закрыла глаза. Она узнала принца Джамиля.
— Да, и я. Вы, должно быть, слышали, что произошло два месяца назад.
— При Восшествии Архона? — Опять наступило молчание. — До Империи дошли странные слухи. Будто избран был не тот, кого выдвигал Аргелин.
— Ему помешала группа… соратников. Людей, знавших истинные намерения Бога.
— И в эту группу входила и ты?
— Я ее возглавляла.
— И Бог говорил с тобой?
Платье Ретии зашелестело. Потом послышался ее тихий голос:
— Он говорил со мной через Оракул.
Мирани отпрянула и поглядела на дверь. Ну и выдержка у этой Ретии! Даже страшно становится.
Вдруг девушка заметила в конце коридора служанку с кувшином. Та стояла и смотрела на нее. Отсылать ее было бесполезно: она непременно расскажет Ретии, что Мирани подслушивала. Повинуясь внезапному порыву, Мирани распахнула дверь и вошла.
Ретия сидела у окна, торговец жемчугами — на скамье, застеленной шкурой зебры. Увидев Мирани, оба испуганно вскочили.
— Что ты тут делаешь?! — рявкнула Ретия.
Мирани решила держать себя в руках.
— Это я должна тебя спросить. Не хочешь ли меня представить?
Ретия гневно вспыхнула, но всё же произнесла:
— Принц, это госпожа Мирани. Носительница Бога.
Он поклонился.
— Госпожа, кажется, мы уже встречались.
— Я и есть одна из тех соратников, о которых говорила Ретия. — Она заглянула в лицо принца. В его невозмутимых чертах ничего нельзя было прочесть.
Дверь открылась, служанка принесла вино. Наступило неловкое молчание. Старушка осторожно налила две чаши, потом сказала:
— Принести еще одну чашу, госпожа?
— Не надо, — ответила Мирани, понимая, что вопрос был обращен к Ретии.
Как только служанка вышла, Мирани села на кушетку и сказала:
— Принц Джамиль, мне очень жаль, что вашу экспедицию запретили. Но мне кажется, вам нужно быть как можно осторожнее с…
Принц подался вперед. Его фигура под расшитым жемчугами халатом казалась очень массивной.
— Госпожа, если Оракул находится в руках предателей, об этом должен узнать весь мир. Оракул — это центр вселенной. Все правители доверяют словам Бога. Нельзя допускать, чтобы на святыню легла тень скандала или намек на измену. Этого требует от нас в первую очередь сам Бог.
Девушку охватило отчаяние. Она почувствовала себя жалкой, бессильной. События ускользали из-под ее контроля. Жемчужный принц ласково поглядел на нее, как на маленькую девочку.
— Госпожа, понимаю ваш страх. Но я должен обсудить эти известия с Императором.
— Не надо, — резко ответила она.
Он запнулся, нахмурился.
— Госпожа…
— Не надо. — Она встала, не обращая внимания на сердитые взгляды Ретии. — Ваша армия велика, у вас есть колесницы, слоны и кавалерия. У нас, в Двуземелье, почти ничего нет. Год за годом страна изнемогает от засухи, и только торговля солью и паломники к Оракулу поддерживают в нас жизнь. Если вы распространите этот… слух, вы нас уничтожите безо всякой войны. — Она подошла к принцу, и, хоть он сидел, а она стояла, их лица оказались вровень. — Никому не рассказывайте. Если хотите, можете бросить вызов Аргелину. Идите в пустыню. Отправляйтесь к горам и начните добывать серебро. А очищение Оракула оставьте нам.
— Мирани! — голос Ретии дрожал от гнева. — Ты вмешиваешься в дела, в которых ни капельки не смыслишь.
Принц Джамиль поднял руку и встал.
— Я обдумаю твои слова, — сказал он, обращаясь к Мирани. Потом бросил взгляд на Ретию. — Подумаю и над твоими предложениями, госпожа. И пришлю ответ.
В дверях он обернулся.
— Боюсь, нам не удастся обойтись без гибели многих людей. Ты к этому готова?
— Да, — спокойно ответила Ретия. — Если этого пожелает Бог.
* * *
Когда он ушел, обе девушки долго сидели в молчании. Мирани ожидала взрыва, но Ретия только встала и выглянула в окно.
— Думаю, уже поздновато идти к часовне, — рассеянно произнесла она.
Ошеломленная Мирани глядела ей в спину.
— Я же просила тебя ничего ему не говорить! Что ты затеяла?
Ретия обернулась. Ее гнев был холодным, отстраненным.
— Сегодня утром умерла одна из моих рабынь. Здесь, у меня в комнате. Всего-навсего попробовала дольку апельсина. Апельсин казался свежим, но, рассмотрев его получше, я обнаружила крохотную дырочку. Его проткнули тонкой иглой. Мирани, он был отравлен.
Мирани, похолодев, всплеснула руками.
— Гермия?
— А кто же еще? — Ретия обернулась, выпрямила спину и гордо вздернула голову. — Мирани, началась война. И затеяла ее не я.
* * *
Они добрались до оазиса Катра примерно через час после полуночи. Алексос выбился из сил, и Орфету пришлось последние несколько миль нести его на закорках. Сетис уже натер ноги, лодыжки болели, в сапоги набился песок. Он недовольно хмурился про себя. Он не привык много ходить, а ведь дальше будет намного тяжелее. Он писец. А писцам положено сидеть за столами.
Лежащий впереди оазис уже погрузился в темноту, кое-где озаренную тускло-красными отблесками костров. Здесь, у последнего водопоя на пороге бескрайней засушливой пустыни, всегда были люди; здесь находился перекресток, от которого Дорога сворачивала на север, в солончаки. Этим путем круглый год ходили караваны кочевников, длинные вереницы верблюдов доставляли в Порт тяжелые вьюки с солью и опалами, с редкими видами самоцветов. Сетис не раз видел этих людей — коричневых, иссушенных солнцем, с ног до головы одетых в черное. Их жены редко снимали накидки. Говорили они на незнакомом языке и проповедовали странные мысли. Он даже слыхал, будто у них собственные боги. Шакал остановился.
