Можно было рассказать — не Джеймсу, Камерону, — кто она, почему так делала. Ей показалось, что в его глазах мелькнула боль, что он хочет все понять.
Но когда Джеймс сказал, что пора послать за полицией, ее язык прилип к гортани. Внезапно Сара перестала видеть что-либо, кроме света, льющегося из открытой двери. Она рванулась туда.
— Держи ее! — закричал Джеймс.
— Пусть, — устало ответил Камерон и даже посторонился немного. — Пусть идет.
Она выскочила из дома. Даже не попыталась заглянуть в свою квартиру. Там ей ничего не принадлежит. Нащупала карман джинсов. Немного денег есть. Петляя между деревьями в сторону дыры в изгороди, Сара сознавала, что уходит тем же путем, что и пришла. Остановившись, пересчитала свою наличность. Достаточно, чтобы добраться до Виргинии. Появилась она тут под проливным дождем. Сегодня ее лицо заливали слезы. Сара уходила с сердцем, разбитым… ею самой.
Джесси бросилась на постель. Перекатилась, уставилась в потолок. Только что она покрывала лицо Гарнера поцелуями, бросилась к нему, как собачонка. Рассказала ему историю всей своей жизни, собиралась пригласить сюда.
— Ты свихнулась, — пробормотала она безо всякого, впрочем, осуждения. Жизнь заискрилась новыми красками, предоставляя новые возможности.
Он снова пригласил ее! Поехать на той чудесной машине. А ведь теперь ей не было необходимости соглашаться. Она не держит обещание. И, ах, как она согласилась! Бесстыдно повисла у пего на шее.
Джесси вдруг застыла. Даже дышать перестала, чтобы не спугнуть мысль. Она влюбилась в Гарнера Блейка! Невозможно. Ужасно. Но… это правда. Ничего правдивее и представить нельзя. Внезапно ей стало ясно, что следует делать дальше. И это надо было сделать несколькими днями раньше.
— Привет, Мич. Да, я знаю, что поздно. Это важно. — Слова находились легко, словно она всю неделю их репетировала.
Мич молчал невозможно долго.
— Ты очень импульсивна, Джесси.
— Это так плохо?
— Ты ученый!
Как странно, что он в первую очередь видит в ней ученого. Не женщину, не любовницу, не товарища. Ученого. Конечно, кого ему видеть? Она всегда являлась перед ним такой — сдержанной, подчиняющейся строгим законам логики.
— Любовь — не наука, — вслух произнесла она.
— Не можешь ты просто позвонить мне и сказать такое. Нам надо встретиться, Джесси.
Вот так всегда ставился вопрос. Главное — что он думает, чего он хочет. Всегда требовалось заслужить его одобрение.
— Я не хочу больше с тобой встречаться, — твердо сказала она. — Прощай, Мич.
Глядя на телефон, она почувствовала себя свободной. Его реакция на разрыв была точным отражением их отношений. Контроль преобладал тут над контактом, логика и предсказуемость были превыше эмоций и страсти.
Затем Джесси позвонила в Кингсвей. Надо выяснить, во что она впуталась.
— Мне надо поговорить с отцом, — сказала она.
Джеймс казался расстроенным.
— Он только недавно принял снотворное и лег.
— Отец принял снотворное? Папа ненавидит таблетки! Джеймс, что происходит?
— У нас тут ограбление. Он очень огорчен.
— Ограбление! — Сердце Джесси ушло в пятки. — Кто-нибудь ранен? Мне приехать?
— Нет, нет, не вооруженное ограбление. Девушка, которую нанял ваш отец, обчищала дом.
— Сара, — произнесла Джесси медленно. — Не могу поверить. Такая милая девушка. Папа так к ней привязался. И Челси.
— Похоже, все к ней привязались настолько, что потеряли бдительность. Кроме меня. Меня не обманешь. Я следил за ней, как ястреб.
— Спасибо за заботу об отце.
— Благодарю.
— Джеймс, мне надо кое-что у тебя спросить. Я знаю о твоей преданности отцу, но умоляю — скажи, что происходит? Почему он не отвечает на мои звонки?
Некоторое время Джеймс молчал.
— Он болен, Джессика. И не хочет, чтобы вы, девочки, знали.
Она подозревала нечто подобное, и теперь слезы застилали ей глаза.
— Я еду домой.
— Пожалуйста, не надо. Не сегодня. Он не должен догадаться, что я вам сказал. Я не должен был. Он и так расстроен. Подождите несколько дней, недельку. А потом приезжайте, словно ненароком.
Джесси рассмеялась, несмотря на беспокойство об отце.
— Ненароком? До вас сотни миль.
— В вашей семье это ненароком. Спросите Челси.
— Но с ним все будет нормально? До моего приезда?
— Он не обсуждает со мной своего состояния, но думаю, что у него впереди еще месяцы. А может, и год.
Месяцы? У ее дорогого папы?!
Джесси повесила трубку. Она не помолвлена больше. Отец болен, и отнюдь не временно.
Да, ему восемьдесят три. Джесси знала, что не должна испытывать шока от пусть даже лишь предположения, что дни отца сочтены. Поглядите на него, даже теперь пытающегося защитить своих детей от реальности!
Думая об отце, Джесси ощущала громадную нежность. Помнила, как он отдавал, отдавал и отдавал. Никогда не казался старым, хотя ему было почти шестьдесят, когда она родилась.
И что она дала ему взамен? Человеку, у которого есть все. Как сложно было найти ему подарок на день рождения. Рождество. Ей всегда хотелось найти потрясающий дар, такой, что продемонстрировал бы ее любовь.
Что, например, может вызвать его улыбку?
И внезапно Джесси поняла, что именно. Быстро прикинула свои активы. Вполне достаточно. Все эти годы отец настаивал на получении ею щедрого содержания — она же пыталась жить на собственные доходы. По большей части.
Можно купить Джейку «Серебристый призрак»! Не странно ли, что она так легко расстается с деньгами? Ведь она даже не рассмотрела возможности приобрести дом на Холме — предмет вожделений Мича!
Тут Джесси вспомнила, что о доме на Холме больше можно не беспокоиться. И испытала громадное облегчение.
Гарнер украдкой поглядывал на Джесси. Он всегда находил ее невозможно привлекательной, а уж теперь, после их поцелуев, даже находиться с ней в одной комнате стало затруднительно.
Сегодня, попивая кофе в перерыве, болтая с Эрни, поддразнивая Клайва, она казалась совсем не той девушкой, что покрывала его лицо поцелуями в холле гостиницы. Теперь в ней была печаль. Она сожалеет о происшедшем?
— Что случилось с твоим кольцом? — спросил Клайв.
Она взглянула на свой палец. На месте кольца осталась лишь тонкая белая полоска. И как Гарнер сам не заметил! Какого черта? Не тут ли кроется причина появления этих крохотных морщинок между бровей?
Значит, теперь Джесси свободна! Она и раньше была достаточно опасна, а теперь…
