Это была Ретия.
* * *
Выслушав сбивчивые объяснения Сетиса, Аргелин не произнес ни слова.
Его молчание выводило Сетиса из себя. Юноша опустил взгляд на тигровую шкуру под ногами, и на него воззрились стеклянные глаза зверя.
Наконец генерал сказал:
— Ты успел проверить бумаги?
— Только вкратце. Храмовые подати, древние пророчества, слова Оракула — ничего интересного для грабителей.
— Ты, кажется, уверен в этом.
— Воры искали сокровища.
— И получили. — Голос Аргелина стал ледяным. Он встал, налил из серебряного кувшина лимонного сока и задумчиво выпил. — Я же тебе велел взять с собой побольше людей. — Но голос его звучал рассеянно, и Сетис только пожал плечами. Тогда Аргелин спросил: — А о Садах ничего не узнал?
По спине у Сетиса пробежал холодок.
— О каких Садах?
— Путь… То есть… Говорят, в Храме есть свитки, древние пергаменты, на которых указан путь… обратная дорога… — Он замолчал, наткнувшись на изумленный взгляд Сетиса. Потом со стуком поставил бокал.
— Надо будет связаться с этим Шакалом. Пойдем со мной.
Он вышел в коридор. Сетис поспешил за ним, радуясь перемене в настроении хозяина, хотя ему страшно хотелось пить и мучительно болели укусы москитов. Аргелин заглянул в комнату к сотнику.
— Два человека. В полном вооружении. Немедленно.
— Сию секунду. — Сотник бросил взгляд на Сетиса и торопливо вышел.
— Вы не возьмете паланкин? — осторожно спросил Сетис.
— Нет. Надень плащ.
Сетис тотчас же повиновался. У него тревожно забилось сердце. Наконец-то он узнает, куда с такой таинственностью отправляется по ночам Аргелин.
Когда все были готовы, Аргелин завернулся до бровей в темно-красный плащ и вывел их наружу через узкую дверь в боковой стене штаб-квартиры. Близился полдень, солнце пылало над головой, из верфей в гавани тянуло вонью гниющей рыбы. Далеко в бухте на триремах безостановочно кипела работа, измученные рабы трудились посменно, отправляясь на отдых по сигналу рога.
Генерал шагал быстро. Он вел их по улицам, и его молчание и стремительный шаг расчищали путь. Кое-кто из встречных украдкой бросал на них взгляд. Никто не произнес ни слова.
На полпути через квартал Шелковых Ткачей генерал, не оборачиваясь, сказал:
— Сегодня утром пришли твои отец и сестра.
Сетис не сбился с шага, хотя сердце бешено заколотилось.
— Где они?
— Я велел поселить их в одном из домов в Порту.
Он нырнул под веревку с бельем.
— Можно мне увидеться с ними?
— Они мне не пленники. — Аргелин искоса взглянул на него.
Дойдя до верхнего конца круто поднимавшихся в гору белых переулков, они свернули на тихую площадь. С трех сторон ее обрамляли дома, с четвертой ограждала кирпичная стена, над которой свешивались ветви оливковых деревьев.
Генерал приказал своим людям:
— Оставайтесь здесь. Не входите, пока я за вами не пришлю.
Обернувшись, Сетис заметил, как солдаты с ухмылкой переглянулись. Это его озадачило, однако мгновение спустя он увидел, кто именно открыл Аргелину дверь в ответ на стук.
Гетера. Девушка с ярко накрашенным лицом, едва одетая. Сетис в жарком смущении отвел взгляд. Неужели в этом и кроется тайна генерала?
Аргелин, ничего не сказав, прошел мимо нее. Сетис вошел вслед за ним и очутился в передней, увешанной красным шелком. Пахло дешевыми духами. Девушка закрыла за ним дверь. Она ничего не сказала, как будто узнала его. Аргелин, по-видимому, хорошо знал дорогу; он поднялся по лестнице в углу и без стука распахнул дверь.
Стоявший за его спиной Сетис от изумления открыл рот.
Дорогу преградил свирепый исполин с кривым ножом в руках. Позади него ждала женщина. Она стояла перед зеркалом, и оно искажало ее черты, придавая им неестественную остроту. Из покоробленного металла спокойно взирали ее глаза, маленькие и черные. Она словно заранее знала об их приходе.
Аргелин ворвался в комнату.
— Отошли свою гориллу, Мантора, — рявкнул он, усаживаясь в резное кресло у окна. — Нам надо поговорить.
* * *
— Да ты хоть представляешь, как я из-за тебя волновалась! — накинулась на нее Мирани.
— Ты ее знаешь? — спросил Шакал.
— Еще бы! Это Ретия. Та самая…
— …что начала войну! — Продолговатые глаза Шакала прищурились. — Значит, вот она какая. Что ж, рад познакомиться, пресветлая.
Ретия впилась в него пылающим взглядом.
— Развяжи мне руки! Сейчас же!
Он не сдвинулся с места. Мирани обернулась к нему.
— Давно она здесь?
— Мои люди притащили ее сегодня утром. Она шпионила за ними в палестре.
Ретия стояла, гордо выпрямившись.
— Мирани, я не знаю, что это за сброд, но если мне сейчас же не развяжут руки, я…
— Да замолчи ты, Ретия. — Внезапно Мирани почувствовала смертельную усталость и села. Силы оставили ее.
Шакал внимательно всмотрелся в нее, потом обернулся к Лису и крикнул:
— Принеси поесть. Живо!
Алексос свернулся клубочком на скамейке, положив голову на колени к Орфету, и сразу же заснул. Небольшая мармозетка, которую он принес из зоопарка в пирамиде, верещала и перебирала ему волосы.
Мирани сложила руки, пытаясь собраться с мыслями. Орфет что-то передал ей. Она взяла — это оказался персик, но у нее не было сил даже его надкусить.
— Почему вы вышли из гробниц? — сурово спросил Шакал. Пока Орфет рассказывал ему о статуе, Мирани пожирала горящим взглядом Ретию, а та в ответ точно так же смотрела на нее. Когда наступила тишина и мужчины изумленно воззрились на спящего мальчика, Мирани тихо проговорила:
— Мы знаем, что ты вошла в сговор с принцем Джамилем.
Ретия пожала плечами.
— Надо же было что-то делать. С какой стати я буду ждать чокнутого ребенка и писца? Время уходило. Я решила действовать самостоятельно.
Наступило молчание.
— И как же? — Орфет сплюнул косточку; она со стуком упала в металлический кувшин.
— Развяжите меня, иначе больше не скажу ни слова.
— Пресветлая, ты, кажется, не понимаешь, кто здесь главный, — проговорил Шакал.
Она окинула его повелительным взглядом.
— Главный здесь — Бог. А не ты.
Он холодно улыбнулся, однако все-таки кивнул Лису. Одноглазый схватил нож и перерезал веревки. Ретия потерла руки и заговорила.
