Наверно, ему это удалось. Аргелин долго всматривался в него, потом взял серебряный кувшин и налил два кубка вина. Протянул один Сетису.
— За смерть Бога.
Сетис взял бокал и, хоть страх пробирал его до костей, уверенно поднял его.
— За смерть Бога.
Вино было кислым и обожгло горло, но он был благодарен за него. Теперь надо разубедить себя в том, что самое страшное позади. Потому что его ждут самые тяжелые испытания.
— Ошибаешься, — говорил ему Аргелин, рассеянно копаясь в папирусных свитках. — Выбор есть всегда. Полагаю, ты уже обнаружил, что твой отец и сестра ускользнули из-под моей… опеки. Ты знаешь, где они?
Как нелегко оказалось не выдать себя! Губы невольно сжались, Сетис процедил:
— Сейчас знаю. А тогда — не знал.
— Расскажи мне, где они.
— У друзей.
Аргелин улыбнулся.
— Какая полезная вещь — друзья. На, получай свою награду. — Он достал свиток, поглядел на ярлык, развернул на столе. Даже отсюда Сетис видел, что папирус испещрен клиновидными значками, среди которых попадаются картуши и сине-золотые иероглифы, обозначающие Бога и Царицу Дождя.
— Если не ошибаюсь, мы говорили о должности квестора. — Аргелин взял со стола перо и обмакнул его в чернила. Взглядом пробежал текст, со злостью вычеркнул священные имена, заменив их собственным. Из-под кончика пера летели чернильные брызги. — Я держу свои слова. Я мог бы убить тебя, но считаю, что ты можешь опять принести пользу. И еще я считаю, что деньги помогают хранить молчание. Еще увидев тебя в первый раз, я сразу понял, что тебя можно купить. — Он даже не пытался скрыть презрение.
Сетис встал, отставил серебряный кубок. Тот звякнул по запачканной инкрустированной столешнице.
— Не хочу я быть квестором, — тихо произнес он.
Перо остановилось на полуслове. Аргелин повернул голову; не успел Сетис и глазом моргнуть, как он уже стоял перед ним с длинным кинжалом в руке.
— Нет… нет, я не о том…
Генерал подошел ближе, поднес кинжал к лицу Сетиса. На бронзовом клинке с зубчатыми краями заплясали блики пламени. Его кончик остановился в дюйме от правого глаза Сетиса.
— Слепой писец никому не нужен, — проговорил Аргелин. Его голос зловеще притих, пальцы, сжимавшие рукоять, побелели.
На миг у Сетиса закружилась голова, земля ушла из-под ног, мир завертелся. Безумие Аргелина звенело в воздухе, как струна, он ощущал на губах его соленый вкус. Оно черным сгустком повисло в воздухе.
И тут с потолка упала одна-единственная капля воды. Она попала генералу на запястье; он вскрикнул и смахнул ее, яростно растер кожу, закричал, глядя в каменные плиты потолка:
— Ты! Опять ты!
Сетис отшатнулся. Аргелин словно не заметил этого, он развернул кинжал острием вверх, будто защищаясь, запрокинул голову.
— Где ты? — рычал он. — Вползаешь украдкой, капаешь, течешь, но я тебя найду. Мое возмездие еще не началось! Ведьма, тварь водяная! Я разобью и сожгу все твои статуи, сотру твое имя с миллионов стел, порву все папирусы, где хоть словом упоминается о тебе! Ты навеки исчезнешь с лица земли! Люди будут получать воду только в дар от меня; она потечет по каналам, проложенным моими рабочими, через насосы и шлюзы, управлять которыми буду я. И никакой Царицы Дождя. — Он опустил кинжал, его голос стих до еле слышного шепота: — На свете есть только один Бог — это я.
Наступило молчание. Из гавани доносился еле слышный перестук молотков.
Лицо Аргелина покрылось потом, стало серым.
В дверях появились сотник и еще три человека. Они в смущении застыли на пороге, обнажив мечи, и обвели комнату быстрыми взглядами.
Сетис отклеился от задней стены.
— Чего тебе? — хрипло спросил Аргелин.
Сотник обливался потом.
— Здесь кричали, господин. Я подумал…
Аргелин гулко, протяжно расхохотался. Казалось, он только что заметил, что его пальцы держат кинжал. Он посмотрел на него и со стуком уронил на крышку стола.
— Пошел вон! Вон!
Сотник бросил мимолетный взгляд на Сетиса. Потом что-то пробормотал, и его люди попятились к двери.
Аргелин провел рукой по бороде. Казалось, ее идеальная ухоженность успокаивает его; он выпил еще один глоток вина и заговорил опять. Его голос был ледяным, как будто ничего не произошло.
— А если не должность квестора, то что?
Сердце у Сетиса все еще колотилось. В горле застрял комок; он проглотил его и выдавил:
— Мне нужны не деньги. А власть.
— Меня шантажом не возьмешь, писец.
— Нет… Я только… — Он пожал плечами, сделал шаг вперед. — Я помогал Алексосу, потому что хотел стать могущественным. Получить власть. Но он был всего лишь мальчишкой, глупым и капризным. Мой отец всегда настаивал, чтобы я поступил на службу к вам, потому что рано или поздно вы непременно станете настоящим властителем Двуземелья. Он был прав. Там, в пустыне, я это понял.
По спине струйками стекал пот. Сетис стиснул кулак, потом разжал.
— Я хочу работать на вас. Лично. Хочу помогать вам править. Вам нужен помощник, сами понимаете — эта бумажная работа отнимает уйму времени. Я не собираюсь провести остаток жизни в гробницах или вытряхивать из старух их жалкие гроши. Я хочу находиться в самом сердце событий.
Молчание.
Не сказал ли он слишком много?
Аргелин постучал пальцем по верхнему лимону в чаше. Тот давно позеленел от плесени.
— В сердце событий? Интересно.
— Вам нужен работоспособный помощник. — Надо говорить напрямик. — В народе зреет мятеж, переговоры с Императором будут сложными. Надо управлять рекой, если вы хотите извлекать из нее прибыль; надо чертить планы, взимать налоги, заключать договора на оросительные работы. Оснащать корабли, нанимать команды. Платить вашим новым наемникам.
— У меня тысячи писцов.
— И все они отчитываются перед вами. Вы тратите время на утомительные, мелкие проблемы. А ведь ваша главная задача — строить флот, крепить оборону. Ваше дело — война. Позвольте, я буду управлять делами вместо вас.
Генерал улыбнулся.
— Говоришь ты соблазнительно, — тихо сказал он. — Но я не так глуп и понимаю, что через несколько лет, окрепнув на взятках, ты станешь влиятелен и опасен. Мне придется то и дело поглядывать на тебя через плечо.
— Я буду хранить вам верность.
— Еще как будешь. Уж я об этом позабочусь. — Он зашагал по комнате. Сетис ждал. Он сделал всё что мог. Еще одно слово, один жест — и чаша переполнится. В горле пересохло, колени подкосились. Страшно захотелось сесть. Но он ждал.
Наконец Аргелин обернулся к нему.
