— Эй, Макгилл!
На Дерека будто вылили ушат холодной воды. Его тело напряглось, как стальная пружина, а голова грозно, как орудийная башня, развернулась в сторону человека, который его окликнул. В этот момент у него были не глаза — дула. Как выяснилось, Дерека окликал стоявший неподалекуохранник. Он неодобрительно посматривал на обнимавшуюся парочку, жесом предлагая Дереку и Сабрине отойти друг от друга. В знак протеста Дерек еще крепче сжал Сабрину в своих руках, и охраннику, чтобы засавить их разомкнуть объятия, пришлось прикрикнуть.
Дерек вынужден был подчиниться и отпустил Сабрину. Указав ей на стоявшую под кленом скамейку, он остался стоять как мраморное изваяние, борясь с желанием выплеснуть свой гнев.
Сабрина знала, что в эту минуту его сжигают ярость и негодование, и полностью разделяла эти чувства. Ей и самой хотелось повернуться к охраннику и наорать на него.
Конечно же, она промолчала, мгновенно подавив в себе этот глупый порыв. Опустившись на скамейку, она стала ждать, когда Дерек совладает со своими чувствами и усядется с ней рядом.
— Зачем он это сделал? — тихо спросила она.
Дерек сел на скамейку, подавшись всем телом вперед и упираясь локтями в колени.
— А затем, что я — это я.
Она придвинулась к нему ближе, неосознанно пытаясь ощутить исходившее от него тепло.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он окинул двор колючим взглядом.
— Существует такое понятие — дискриминация наоборот. Поскольку в свободной мире у меня были кое-какие положение и имя, в этом мире я должен испытывать в два раза больше унижения, чем любой другой заключенный.
— А что — здесь нельзя обниматься?
— Почему? Можно. Два раза. Один раз — в начале встречи, второй — при прощании. Толстый Фрэнк решил, что мы слишком увлеклись.
— Это несправедливо. Здесь полно парочек, которые обнимаются куда дольше нашего.
Дерек счел тему исчерпанной и переключил внимание на Сабрину. Он заметил тени у нее под глазами и крохотные морщинки на лбу.
— Как дела у Ники? У него был новый приступ?
Сабрина покачала головой.
— С тех пор как я забрала Ники из больницы, судорог у него не было.
Дереку захотелось узнать о Ники как можно больше. Находясь в тюрьме, он часто думал о мальчике. Поскольку Сабрина в свое время отказалась дать ему интервью, он, в сущностги, мало что знал о болезни ее сына.
— Какой он был, когда родился?
— Первые два месяца он был чудо, а не ребенок.
— Коґда ты впервые заметила, что Ники не такой, как другие?
— В тот же день, когда он родился, — сухо ответила она. — С самого начала я подумала, что Ники слишком тихо себя ведет. Меня не оставляло ощущение, что он не ак, как нужно, реагирует на раздражители. Но все вокруг в один полос твердили, что он удивительно красивый и здоровый ребенок, и я в это поверила. Если вы спрашиваете меня о том, когда замеченные мной странности всерьез меня обеспокоили, то это произошло в тот день, когда я захотела еro сфотографировать. Ему тогда было четырнадцать недель, и он выглядел, как картинка. Я подумала, что было бы неплохо увековечить его в этом возрасте, и зашла с ним в универмаг «Мейси», где всегда есть фотограф.
Она ненадолго умолкла, возвращаясь мысленно в тот день.
— Я стояла в очереди, наблюдая за другими детьми, которых мамаши принесли сниматься. Дети улыбались или смеялись; двое хныкали, но тоже были очень милы. Женщина-фотограф тоже была очень мила и отлично ладила с ребятишками — даже с теми, которые вдруг принимались плакать. Но с Ники все было не так — все! Он все время капризничал. Я уже не говорю о том, что Ники так ни разу и не улыбнулся. Но это было еще не все!
По мере того как она рассказывала, свет у нее в глазах угасал, а морщинка между бровей все глубже врезалась в мраморный лоб.
— Ник был не в состоянии управлять своим телом, как другие дети. Я уже знала, что он не может держать головку, сказала об этом врачу, и он предложил мне комплекс несложных упражнений. Но дело было не только в этом, он не мог ни руки поднять, ни ножкой лягнуть. И тогда мне стало страшно…
Дерек, желая ее утешить или хотя бы ненадолго отвлечь от печальных воспоминаний, протянул руку к ее лицу и отвел с ее щеки выбившуюся из прически белокурую прядь.
— Врачи подтвердили опасения?
— Что ты! Они всячески меня успокаивали, — пробормотала Сабрина. — Даже когда Ники исполнилось пять месяцев, педиатр продолжал меня уверять что мальчик все наверстает. Но я ему уже не верила и стала показывать Ники специалистам. Все они в один голос заявляли мне, что небольшое отставание налицо. Правда, тут же добавляли, что картина заболевания размыта и, чтобы ее прояснить, требуется время. Лишь когда Ники исполнился год, я встретила врача, который четко и ясно мне сказал, что у моего сына сильная задержка в развитии.
Вспоминая эту самую печальную минуту в своей жизни, она обхватила себя руками, опустила глаза и стала исследовать взглядом носки своих туфель.
— Я полагала, что умственно отсталые дети чаще всего рождаются у бедняков, у которых нет средств, чтобы полноценно питаться и следить за своим здоровьем, или у женщин-алкоголичек. А еще я думала, что неполноценные дети рождаются у… идиотов. — Она подняла глаза и посмотрела на Дерека. — Глупо было так считать, верно?
— Не глупо — наивно.
— Ну так вот, — сказала Сабрина, тяжело вздохнув, — такая беда случилась со мной. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и пятьдесят две недели в году. Все это время я забочусь о Ники и одновременно ужасно себя жалею. Должно быть, это дурно с моей стороны — себя жалеть, но я ничего не могу с собой поделать.
— Иногда пожалеть себя очень даже полезно.
— Ты что — тоже себя жалеешь?
— А как же?
Особенно Дерек стал жалеть себя в последнее время, когда по ночам его охватывало сильнейшее желание, удовлетворить которое не было никакой возможности. Сейчас, впрочем, ему не хотелось об этом думать.
— Остается только удивляться, что тебе удалось ускользнуть из дома. Кто же остался с Ники?
— Дело в том, — сказала Сабрина, чувствуя неожиданный прилив гордости, — что я сменила прислугу. Помнишь, служанку, которая впустила вас в квартиру? — Дерек кивнул, и она продолжила: — Так вот, на прошлой неделе я ее уволила и наняла сиделку, которая будет жить в доме и ухаживать за Ники. Очень надеюсь, что она окажется хорошей помощницей.
— Знаачит, та, которую ты уволила, тебе не помогала?
— У нее был радикулит. Так, во всяком случае, она говорила. Но я не могла отделаться от мысли, что она ненавидит детей.
— Зачем, в таком случае, ты ее наняла?
— Я ее не нанимала.
