Сабрина закрыла глаза и откинула назад голову. Она задышала прерывисто и часто, будто пытаясь выпустить из своих глубин на волю опалявший все ее существо жар. Дерек стал покрывать жадными поцелуями ее обнаженную грудь. Сабрина словно ожила под его ласками, в ней проснулось желание ответить ему тем же. Она обнимала, гладила, ласкала его, прикасалась к его телу, познавала и возбуждала его. Дерек больше не мог сдерживаться. Нетерпеливо расстегнув брюки, он поспешно освободился от них и трусов. Сабрина помогла ему избавиться от рубашки. Когда рубашка упала к его ногам, Дерек со страстью, которой он так давно не давал выхода, снова потянулся к ее телу.
Дерек стащил с нее джинсы и трусики и опустился на колени у нее между ног.
Дерек вошел в нее одним резким движением; это доставило ему такое немыслимое наслаждение, что он не услышал возглас, который сорвался с губ Сабрины. Впрочем, даже если бы он его и услышал, то все равно остановиться бы уже не смог. Сабрина и не собиралась его останавливать, более того, она обхватила его за бедра ногами и подалась у навстречу.
Дерек хотел бы растянуть наслаждение, но у него ничего не получилось. Их соединение, едва успев начаться, стремительно двигалось к завершению. Когда они оба достигли пика наслаждения, Дерек, застонав, прикоснулся дрожащими губами к ее рту, стремясь приглушить крик страсти, рвавшийся, казалось, из самых глубин ее существа.
Какое-то время слышалось только их частое прерывистое дыхание. Потом Сабрина неожиданно начала плакать, Дерек повернулся на бок и заключил ее лицо в ладони.
— Я сделал тебе больно! — Он мысленно обругал себя последними словами за то, что взял ее грубо, подобно животному. И то, что он слишком долго обходился без женщины, никак не оправдывало его. — Извини, Сабрина, я так сильно хотел тебя. Мне в голову закралась сумасшедшая мысль, что, если я хоть немного промедлю, мне обязательно что-нибудь помешает…
Она, спрятав лицо у него на груди, продолжала тихо плакать.
Каждый ее всхлип острой болью отзывался в сердце Дерека.
— Прошу тебя, милая, перестань. Не надо.
— Я… я так счаст-ли-ва.
Рука Дерека, гладившая ее по волосам, замерла.
— Что-то я не замечаю в твоем голосе счастья.
— Но это так.
— Ты что — всегда плачешь, когда счастлива?
— Н-не знаю. Я… н-не чувствовала себя счастливой уже очень давно.
Он перекатился на спину, так что Сабрина оказалась на нем. Потом, всмотревшись в ее лицо, сказал:
— Придется этот недостаток исправлять.
Он впитывал в себя взглядом ее лицо вплоть до мельчайших черточек. Провел большими пальцами по ее бровям, скулам, стер слезы с ее щек. Потом нежно улыбнулся и прошептал:
— Я люблю тебя.
Сабрина, еще с полными слез глазами, робко улыбнулась ему в ответ.
— Я тоже. — Она помолчала. — То, что сейчас произошло… Я никогда ничего подобного не испытывала.
— Ты что же — никогда не кончала?
— Так — никогда!
— Как «так»? — спросил он. Ему вдруг стало необходимо это знать. Хотя он ни за что на свете в этом бы не признался, ему хотелось знать о Сабрине абсолютно все.
Она посмотрела на него в упор.
— Это очень глубинное чувство. Древнее… В нем даже есть что-то животное.
— Не надо так говорить. Мы — люди.
— Но это было так здорово. — Тут ее голос упал до шепота. — Я до сих пор это чувствую. Я люблю тебя, — прошептала Сабрина, обнимая его за шею. А потом она его поцеловала. Раз, другой…
Дерек снова ее обнял: все никак не мог насладиться ее теплом и нежностью.
— Я мечтать не мог, что будет так здорово. По мере того как приближался срок освобождения, я все больше боялся встречи с тобой, — признался он.
— Я люблю тебя. Как ты мог во мне сомневаться?
Сабрина дотронулась до его щеки, потом коснулась маленькой родинки на виске, потом старого шрама под глазом, провела рукой по волосам.
— Ты подстригся, — заметила она. — Мне нравится. И твоя одежда. Я даже тебя поначалу не узнала. Ты остался у меня в памяти во всем джинсовом.
— Никогда больше не надену ничего джинсового, — поклялся Дерек. — Когда я приехал домой, то отдал все свои джинсы и джинсовые рубашки в Армию спасения. — Он нежно поцеловал ее. — Я без ума от твоего тела.
— Она вспыхнула.
— У тебя великолепные груди.
Сабрина спрятала лицо у него на груди.
— Слишком маленькие.
— И вовсе они не маленькие. Что ты выдумываешь? — Он провел рукой у нее по бедрам, а потом по ногам — ерху вниз, до тонких щиколоток. — И ноги мне твои тоже очень нравятся. — Рука Дерека отправилась в обратное путешествие по ее телу — снизу вверх. Когда она замерла у нее на груди, Сабрина тихонько вздохнула. — Знаешь, Сабрина, — сказал он после минутного молчания, — я не мог приехать к тебе раньше. Хотел, но не мог. Я был для эго слишком грязным.
— Ты никогда не был…
Он приложил палец к ее губам.
— У меня было такое чувство. И чтобы избавиться от него, я принимал душ три раза в день. — Его палец переместился к ней на подбородок, да там и застыл. — А ещё мне надо было хорошенько проветрить мозги. Чтобы из них выдуло всю злость и ненависть, которые скопились там за два года. Тюрьма — своего рода отрава. Она проникает тебе в душу и кровь. Я хотел, чтобы она из меня вышла.
— Ну и как? Тебе удалось избавиться от этой отравы? — спросила она, хотя знала ответ заранее. Она видела набежавшую на его лицо тень.
— Частично. — Дерек положил руки под голову и стал смотреть на изъеденные временем и жучком-древоточцем потолочные балки сарая. Через несколько минут он заговорил снова: — Собственно, ради этого я и махнул сразу после тюрьмы в Нью-Йорк. Надо было восстановить кое-кие прежние способности.
— К Примеру?
— К примеру, способность нормально спать. В последнее время меня мучила бессонница.
— Непросто, наверное, было от нее избавиться?
— Первые два дня дались мне трудно. Но потом сон постепенно вошел в норму.
— А что тебя мучило поначалу? Дурные сны?
— Точно. Мне все время снилось, что я все еще за решеткой. И я в ужасе просыпался.
— Бедняга…
— Сейчас все нормально. Уж я, будь уверена, постарался наверстать упущенное.
Она лукаво улыбнулась.
— Значит, ты, можно сказать, проспал всю прошлую неделю?
— Можно и так сказать. Тем более все остальные мои дела немногого стоили.
— Какими же делами ты занимался?
— Встречался со своими агентами.
