«Вообще творческие профессии разрушают… и отнимают здоровье…»
Бедная мама, желая как-то оправдаться перед нами за свои жизненные неудачи, сваливала все на вредную профессию, которую она себе выбрала.
Лилька присела на корточки возле нее:
«Мамуля, ты чудесный человек, тонкий, светлый. Ты написала столько книг, у тебя есть преданные читатели, они ждут твой новый роман».
«О ком мне писать? – спросила мама с горечью. – О женщине, которая ничему не научилась на собственных ошибках?»
Лилька на это: «Уже Сократ утверждал, что ошибка – это привилегия философов, только дураки никогда не ошибаются».
«Я не ошиблась, – ответила мама. – Я позволила себя обмануть».
Первое совместное лето мама провела с Мистером Бигом в Карвенских Болотах. Не желая мешать им, я безвылазно сидела в Подкове и наконец нашла себе занятие. Я принялась приводить в порядок свой садик: прополола цветники с настурцией, желтой и оранжевой, с чашечками, словно из тонюсенькой размягшей кожицы. Это были любимые цветы Мирека, он называл их подковинским модерном.
В доме матери, на море, я появилась только раз, в последние выходные августа.
В следующем году Мистер Биг поехал с дочерьми в Египет. В Карвенских Болотах он провел буквально
несколько дней, прихватив туда с собой самую младшую дочь, Касю. Мы даже все вместе выбрались на экскурсию на Мазуры . Очередное лето должно было стать прощальным.
Мама позвонила мне.
«Знаешь, – сказала она, – у Ежи какие-то дела в его городе, я буду несколько дней одна. Может, приедешь?»
«Хорошо, приеду», – тотчас согласилась я.
«Я подхвачу тебя во Владыславово, зачем тебе трястись на автобусе?» – предложила мама, явно обрадовавшись.
Она ждала меня на платформе, загорелая, в белом полотняном платье с открытыми плечами и в плетенках на босу ногу. Просто поразительно, время, казалось, для нее остановилось: у нее было молодое лицо, сияющая кожа. Она ходила быстрым, пружинистым шагом и смеялась так, как может смеяться очень молодая женщина.
За ужином мама сказала:
«Мы пытаемся с Ежи спланировать нашу будущую жизнь. Он должен подладиться под меня, я под него… Видишь ли, Ежи не любит холодного моря, он никогда сюда не ездил, даже студентом. Каникулы всегда проводил за границей… далеко, в тропиках… Он любит это – коралловые рифы, подводное плавание…»
И тут я выслушала трогательную историю о том, как Мистер Биг, студент первого курса юридического факультета, попал в Австралию. Он должен был каким-то образом раздобыть средства на поездку в эту далекую страну, поэтому устроился разделывать свиные головы, что было омерзительным занятием. Эти головы погружали в чаны с кипятком, потому что иначе мясо не отошло бы от костей. Вытаскивать их оттуда надо было при помощи деревянных щипцов и разделывать голыми руками, на которых через несколько часов образовывались волдыри. Желающих поработать там было немного, поэтому платили неплохо.
Мама рассказывала об этом так, как будто бы это был настоящий подвиг.
«Насколько я понимаю, твой Ежи заработал на поездку в Австралию», – подытожила я ее рассказ.
«Почему ты говоришь „твой“ Ежи?» – вспылила она.
«Ну, потому что он уж точно не мой».
«Странный у нас получается разговор, иногда мне кажется, что ты его недолюбливаешь», – обиделась мама.
«Я его просто не знаю», – ответила я.
Но понемногу я уже начинала его узнавать. Серьезно задуматься над всем происходящим заставил один вроде бы малозначимый факт, который можно было расценить как слабость или своего рода чудаковатость Мистера Бига, если бы он не обманывал мою маму. Мама развернула антиникотиновую кампа-
нию, опасаясь за здоровье любимого, который, к сожалению, много курил. Поддержали ее в этом его дочери, и в конце концов им удалось добиться от него обещания, что он бросит курить. Ну и бросил, мама ходила вокруг него на цыпочках, подсовывала ему мятные леденцы, которые вроде бы смягчали последствия никотинового голода.
Прошло полгода. Мы поехали втроем в Карвенские Болота. Ранним утром я вышла погулять и наткнулась на Мистера Бига. Он, спрятавшись за сараем, курил. Мы оба не знали, что сказать, поэтому промолчали. Но, по-видимому, это не давало ему покоя, потому что чуть позже мама сообщила мне, что Ежи, к сожалению, вернулся к своей вредной привычке.
«Ты только посмотри, он выдержал столько времени, и все напрасно!» – сказала она огорченно.
А теперь она заявляла, что Ежи совершенно не выносит Балтийского моря и не любит сюда приезжать.
«А может, в рамках взаимных уступок, он все-таки его полюбит?» – спросила я, охваченная плохим предчувствием.
«Почему он должен мне уступать?» – удивилась мама.
«А почему ты ему?» – ответила я вопросом на вопрос.
«Потому что я с удовольствием изменю свой оседлый образ жизни и посмотрю все эти красоты, эти теплые моря и рифы…»
В голосе мамы звучали неискренние нотки, я уже поняла, почему она так образно обо всем этом рассказывает, а вскоре мои опасения подтвердились.
«Лилька и Пётрусь живут за границей, – услышала я, – и не бывают здесь… похоже, я тоже перестану сюда приезжать, поэтому я собираюсь продать дом в Карвенских Болотах…»
Ее слова повисли в воздухе.
«Ты забыла обо мне», – произнесла я наконец.
«Ну, ты ведь не будешь сидеть здесь одна, в таком большом доме. А если захочешь приехать на море, то сейчас столько разных пансионатов, и уж точно выйдет дешевле…» Мама говорила как-то торопливо, видимо ожидая нападок с моей стороны.
Но я не собиралась на нее нападать.
«Это твой дом, и делай с ним что хочешь, – сказала я, – только, может, повременишь немного его продавать?»
«Чего мне ждать?» – спросила она, явно недовольная.
«Хотя бы того, как сложится у вас жизнь с Ежи».
«Она у нас уже сложилась, – отрезала мама. – Я не говорила тебе, но я тосковала по любви. Перед самой поездкой в Германию я обратилась к Господу Богу. И, как видишь, Он меня услышал».
«Ну, если ты обратилась в веру, начни ходить в костел».
«Может, и буду», – сказала она с обидой. Ей казалось, что я не вопринимаю всерьез того, что она говорит.
И наверно, была права, потому что если Мистер Биг должен был стать подарком от Господа Бога, то мог бы иметь и более совершенные формы.
Я провела в Карвенских Болотах еще несколько дней, собственно говоря, я прощалась с ними. Ходила на долгие одинокие прогулки вдоль моря. Грустила и потому, что провела здесь медовую неделю с Миреком. Нигде я не чувствовала себя такой свободной и счастливой. Это действительно было особенное место. Нет на Балтийском море другого такого красивого, широкого пляжа, таких поросших тростником дюн, таких лугов и утреннего тумана над ними…