Рождество 1970 года Мой рождественский рассказ продолжается… Несмотря на трагическую ситуацию в стране – убиты рабочие в Гданьске , – мы стараемся, чтобы дома царило праздничное настроение. Из-за девочек. Дом ожил, потому что у моих дочек энергия бьет через край, особенно у Лильки, с нее нельзя спускать глаз. С утра до вечера слышен топот ножек. Что ж, не стану скрывать, порой это чересчур утомительно, и я с облегчением отсюда удираю. Не знаю, хорошая ли я мать, но что уж точно, я – усталая мать. Хватаюсь за любую подработку, чтобы пополнить домашний бюджет, беру корректуру и корплю по
ночам за гроши. А утром – на занятия. Пани Стася, новая няня, которая живет неподалеку, часто забирает девочек к себе, «чтобы пан профессор побыл немного в тишине».
Содержание нашей старой виллы превышает финансовые возможности, и мои, и отца, а Зося нам не помогает – из принципа. Как-то в разговоре она пыталась нас убедить продать дом, пока он еще стоит, и купить на эти деньги приличную квартиру. Мы оба возмутились. Это наше гнездо! Без него мы были бы как бездомные птицы. Моя сестра вскинула высоко брови:
– Ваше гнездо все в дырах, и надо сорвать куш в лотерее, чтобы их залатать. Может, она и права, я иногда чувствую себя как капитан на тонущем корабле, но уж точно сойду с него последней.
У этого нашего корабля красная крыша с люкарнами, навес крыльца, поддерживаемый колоннами, и окна, похожие на широко открытые глаза. Иногда эти глаза прикрыты деревянными ставнями, покрашенными в светло-зеленый цвет. Сзади, со стороны сада, есть еще просторная веранда с разноцветными стеклышками, и главным образом на ней сосредоточена жизнь домочадцев. Здесь любит посиживать папа, здесь я что-то обычно пишу, здесь обожают играть мои малышки.
А внутри… После войны первый этаж был перестроен, разделяет его холл, с одной стороны – небольшая гостиная, где мы обычно пьем с папой по вечерам чай, а с другой – столовая, отделенная от кухни буфетной стойкой. На первом этаже находится еще кабинет отца,
который с тех пор, как родились мои дочери, служит ему также спальней. Деревянная лестница с кованой декоративной балюстрадой в стиле сецессион и ясеневыми перилами, имитирующими черное дерево, ведет наверх. Там расположены три комнаты: зеленая, которую занимаю я, желтая – спальня моих дочерей, и бывшая комната Зоси, ныне гардеробная. Ванных комнат две: большая, с ванной, внизу, и поменьше, с душем, на втором этаже.
Моя однокурсница как-то призналась, что подрабатывает манекенщицей. Я решила тоже попробовать, несмотря на то что не очень высокая. Так я же всегда могу встать на цыпочки! Вот я и встала перед лицом гуру польской моды, тяжеловесным бабцом, в тюрбане на голове и с проницательными глазами. От нее ничего не удалось скрыть.
– Тебе не хватает двух сантиметров, – сказала она, – но я возьму тебя на пробу, потому что вижу, что ты рвешься. Я люблю решительных людей.
Она попала пальцем в небо. Я, наверное, самый нерешительный человек на Земле. Просто я веду игру с собственной судьбой – выиграю ли, пока неизвестно.
Зоси и ее несимпатичного мужа на Рождество не будет: они уехали в горы кататься на лыжах. Только папа, девочки и я соберемся в сочельник за рождественским ужином. Благодаря пани Стасе что-то появится на нашем праздничном столе, даже «выстоянный» ею карп. Эта энергичная женщина провела много часов на Мировском рынке, заняв очередь в пять утра. Карпов вы-
бросили около полудня. Какому-то пожилому мужчине стало плохо, приехала «скорая», но застали уже покойника. Кто-то прикрыл его газетами…
Май 1971 года Не знаю, удастся ли мне совместить учебу на дневном с массой работы, за которую я берусь: поездки на показы мод, корректура для издательства, от которой я боюсь отказываться, потому что, если что-то не выйдет с карьерой манекенщицы, я останусь у разбитого корыта. Впрочем, говорить «карьера» здесь, наверное, неуместно, это обычная халтура. Некоторые мои напарницы, избранные – главное их достоинство: длинные ноги, – ездят на показы в другие социалистические страны и в общем-то неплохо зарабатывают, а мы с остальными девушками, как низший сорт, трясемся в арендованных автобусах по бездорожью и дефилируем в загончике в сельском клубе или в пожарном депо. Денег – кот наплакал, а усталость – дикая. Жаль, что я не люблю ковыряться в чужих зубах, как сестра, тогда бы я и моя семья ни в чем не нуждались. А так… что ж, «голь да перетыка», как сказывает пани Стася.
Октябрь 1971 года
Осень в этом году ненастная и слякотная. Во время одной из поездок наш автобус увяз в грязи. К сожалению, произошло это уже после показа мод, и на зрителей, которые, сходясь гурьбой в заводской клуб, несли с собой крепкие напитки, рассчитывать, пожалуй, уже не
приходилось. Они сделались очень общительными. Директор пытался призвать к порядку тракториста, и тот в конце концов сел за руль, но результат был таков, что вместе со своим транспортным средством он приземлился в канаве. Пришлось ждать до утра.
Я впервые не вернулась из такой поездки на ночь, но, к счастью, в госсельхозной конторе работал телефон, и я смогла предупредить отца.
– Как там девочки? – спросила я.
– Девочки знают, что мама у них – попрыгунья, – был ответ.
Впервые отец высказал свое отношение к тому образу жизни, какой я в последнее время вела. Мне показалось это несправедливым. По необходимости я стала вожаком стаи, потому что он устранился, заперся в своем кабинете. Я была бы тоже не прочь. Разве не замечательно читать, что хочется и когда хочется.
Я лежала в темноте на железной казарменной кровати, прикрывшись колючим, пропахшим скотным двором одеялом, рядом шептались две мои приятельницы. Они делились впечатлениями о своих многочисленных свиданиях, но там не было ни слова о любви, они говорили главным образом о телесных ощущениях.
У меня мелькнула мысль, что на эту тему я немногое могла бы рассказать. Я не назначала ни с кем свиданий, у меня не было на то ни времени, ни желания. Впрочем, я не сумела бы относиться к этому так же легко, как они, в конце концов, мой первый сексуальный опыт известно
чем закончился. Вероятно, по этой причине мужчины вызывают у меня иные чувства, чем у моих напарниц. Счастливее ли они меня?
Приписка: 1998 год Такое ощущение, словно я пропустила важный период в жизни молодой девушки, период флиртов, познания своего тела через прикосновение.
4 июня 1974 года Итак, свершилось, я защитила магистерскую диссертацию: «Юмор в мемуарах Пасека». Нельзя сказать, чтоб я была большой поклонницей древнепольской литературы, но на этот семинар записалось так мало студентов, что наша пани профессор закрывала глаза на мое частое отсутствие. Я числилась у нее для галочки. Теперь я – пани магистр. И что из этого следует? Ничего. Хотя пани профессор соблазняет меня должностью ассистента, но это не для меня. Я по натуре не научный работник, хочу сама творить. И постепенно настраиваюсь на это. Сейчас, когда покончено с зубрежкой к экзаменам, возможно, я выкрою на это время. Я уже все реже езжу на показы мод, но не хочу от них отказываться, потому что эти деньги никогда не будут лишними.
